(лит. Liet ùvininkai, Lietù viai, латыш. Leiszi, немецк. Liltauer) — живут в северо-западной России, Царстве Польском и восточной Пруссии, составляя немногочисленный народ, мало исследованный русскими учеными и более известный по наблюдениям немецко-прусских исследователей. Показания относительно численности литовцев, основанные на одном языке, далеко не полны, так как есть немало Л. обрусевших, ополячившихся и онемеченных, между тем как их антропологический тип не настолько изменился, как их язык. В современной лингвистике Л. рассматриваются наряду с латышами (см.), старопруссами, в XVII в. совершенно затертыми немецким элементом, и древними ятвягами-дейновцами (см. Дейнова), или судавитами. Л., составляющие ветвь балтийской группы, представляют в разных частях территории, ныне ими обитаемой, отнюдь не одинаковые черты и в этнологически-антропологическом смысле до известной степени различаются по языку, быту и типу, как прусы-Л., Л. потомки ятвягов и жмудины (в Тельшевском и Россиенском у.). Славянами Л. были приперты к Балтийскому морю; как обитатели берегов его они известны с давних пор, напр. в истории янтарной торговли. Бецценбергеру удалось сделать вероятным, что древнейшие доступные нашему изучению жители восточной Пруссии были литовского происхождения. Древность населения этого края восходит по меньшей мере за 5000 лет, т. е. современна теперешнему направлению нижнего течения Немана (см.). Доисторическая археология сев.-зап. края мало выяснена фактически как относительно принадлежности Л. так наз. каменных могил (в нынешней Гродненской губ.), так и относительно бронзового и каменного периодов в нынешних губ. Ковенской и Виленской. По археологии Ковенской губ. много работал Т. Довгирд, изд. в 1890 г. "Wiadomość о wyrobach z kamienia gładzonego", в 1886-1889 г. — "Pamią tki z czasów przedhist. na Źmujdzi". Могилы с остатками трупосожжения расследованы Вольтером и Шукевичем в Трокском у. Обзор стоянок человека каменного века дали Глогер и Шукевич по Лидскому и Трокскому уу., а первый — и относительно берегов Немана. Ввиду отсутствия строго подобранных фактов по палеонтологии Литвы, главным источником для древнего периода (до Рождества Христова) все еще остается литовский язык. Летицист Л. Биленштейн пришел на основании историко-географических разысканий к несомненному результату, что первые обитатели Балтийского прибрежья были не курофинского, а литовского происхождения. Вследствие этого этнография должна ограничиваться перечислением областей, в которых поныне употребляется в домашнем быту жмудско-литовская речь. Статистические исчисления народонаселения с точки зрения этнографической стали производиться недавно: число обитателей сев.-зап. края, говорящих по-литовски, установлено не поголовной переписью, а единственно по соображениям статистиков-этнографов, основательность которых, однако, отчасти доказана отдельными фактическими вычислениями. Общая цифра Л. в 6-ти губерниях зап. края в 1885 г. определена в 2458825 ч. (см. "Стат. плем. состава народонас. сев.-зап. края", "Календарь сев.-зап. края" на 1890 г.). Л. живут на С в соседстве с латышами, приблизительно по границе Курляндской губ., на В — в соседстве с белоруссами по линии Друя-Двинск через Видзы, Поставы, Янишки Виленской губ., через Решанскую волость мимо Вильны в Евье, Германишки, Пржелом на Гродно, до Пржерослы на прусской границе, оттуда в Пруссию через Гольдан, Даркемен, Лабиау к Куришгафу, составляющему западную границу, и до Полангена в Курляндии. Вне этого круга встречаются Л. еще в Слонимском у. близ Дзенцюлы, в Ошмянском у. на Березе, в Бакштах, Люгомовичах и Юратишках (ср. "Mitteilungen d. Lit.-liter. Gesellschaft" XX, 1895). Число Л., переселившихся в последние 15 лет в Сев. Америку, доходит до 300000. Л., разбросанные по разным местностям Сев.-Ам. Соед. Шт., пользуются достатком; у них процветает общественность и литература. Антропологический тип Л. изучали Исидор Бренсон ("Zur Antropologi e der Litauer", Дерпт, 1883), Юлиан Талько-Гринцевич, Владисл. Олехнович ("Charakterystyka antropolog. Litwin ó w z okolic m. Olicy", "Zb. wiad. do antr. Krajowej", Краков, 1895) и К. А. Янчук ("К антропологическому типу Л. в 1890 г. на основании антропометрич. измерений Л. близ Друскеник"). По Бренсону, Л. среднего роста, сильного телосложения; редко заметна склонность к полноте. Цвет кожи белый, растительность на теле мало развита, волоса гладкие, весьма редко вьющиеся. Цвет волос русый или светло-каштановый, редко темный, в виде исключения черный. Рыжих Бренсон не встречал. Бороды редко отращиваются, но большею частью носятся усы. Глаза средней величины, большею частью голубые, нередко и карие. Голова средней величины. Лицо овальное, скулы не выдаются. Цвет лица хороший, лоб средней высоты, нос прямой, рот средней величины, зубы прямые. Л.-рекрутов измерял Снегирев, при чем оказался сравнительно небольшой объем груди у двадцатилетних. Олехнович на основании 250 наблюдений причисляет Л. к короткоголовому типу Средней Европы и к кельто-славянской или, скоре, кельто-лито-славянской расе. Талько-Гринцевич, сделавший в 1890-91 гг. более 1700 антропометр. наблюдений, утверждает, что Л. средним ростом сближаются с финно-эстами, причем большое число высокорослых отделяет их от белоруссов. Мезокефализм Л. напоминает тип черепов финских и могильных жителей Белорусии. Подляхи (бывшие ятвяги) между Бобром, Наревом, Нурцем и Бугом типа более длинноголового, что сближает их с латышами; нос у них горбатый, в отличие от прямоносых Л. Янчук, исследовавший Л. в Гродненском у., заметил, что в некоторых отношениях (цвет волос и глаз, форма головы) Л. близко подходят к белоруссу, но тип их более устойчив и лучше сохранился, чем белорусский. По наблюдениям Янчука, Л. недоверчивы, при первом знакомстве необщительны, но только из осторожности, которою они в сильной степени отличаются. Черта эта выработалась в литовцах исторически: уж очень часто приходилось им переходить из одного подчинения в другое, так что они перестали даже понимать, кому повиноваться, кого слушать, и ко всем стали относиться подозрительно. Как только литовец увидит, что ему зла не желают, на его права не посягают, он становится самым радушным человеком, в особенности если заговорить с ним на его родном языке (см. "Изв. Имп. Общ. Люб. Ест., Антроп. и Этн.", 68; "Дневник антропол. отд.", М., 1890, стр. 201-211). Выводы Янчука относительно темперамента Л. подтверждаются и наблюдениями других наблюдателей. "Флегма" Л. (см. Э. Реклю, "Земля и Люди", V, 132) вошла в пословицу; никакой другой народ не покоряется превратностям жизни с таким невозмутимым спокойствием. Многие из них, достигнув 40 или 50 л. возраста, слагают с себя все заботы по дому и хозяйству, уступая свое имущество либо сыну, либо зятю. Еще во 2-й половине X VI ст. Л., осужденные на смерть, вешали себя собственными руками (Blaise de Vigener, "Description du royaume de Pologne", П., 1573). Кант в предисловии к словарю Хр. Г. Мильке так характеризует литовский народ: Л. — люди верные, прямодушные, сильные сознанием своего личного достоинства. В старое время Л. жили деревнями, как живут еще ныне в виленской Литве; на Жмуди и в сев. части Сувалкской губ. они живут односельцами. По исследованиям Бецценбергера ("Ueber das litauische Haus", Keнигсб., 1866), к первобытному жилому дому присоединились у Л. чистая половина и хозяйственная пристройка. Посреди дома очаг; низкий деревянный простенок отделяет центр дома от его служебных, боковых частей. Двор — дединец — представляет главную арену для разных торжеств и сцен домашнего ритуала, свадебного, родинного, похоронного и поминального. Жилые дома, амбары и хлева строятся из бревен сосновых, еловых, осиновых и березовых, а пристройки, свинарники и навесы — из жердей и кольев, переплетенных хворостом, иногда прокладываемых глиною с соломой и коровьим пометом. В старых избах пол земляной, мятой жирной глины. Потолок прежде состоял из жердей и покрывался слоем мха, костры и глины. В курных хатах полуторная дверь, т. е. дверь обыкновенная, плотно закрывающая избу, и полудверь, во время топки печи служащая дымволоком. Особое обрядовое значение имеет высокий свиронь (ср. высокий терем — русск. нар. песни), служащий для приема гостей, сохранения приданого невесты, запасного постельного белья, подушек и перин и вообще одежды взрослых сыновей и дочерей-невест Л.-хозяев. При Л. домах имеются садик-цветник с рутою, розами, мятою, пиониями и др. обрядовыми излюбленными цветами и фруктовый сад с яблонями, грушами и преимущественно вишнями. Вишни разведено особенно много близ Прусской границы; она дает хороший доход, ранние сорта развозятся на далекий С фруктовщиками. Ближе к Гродненской губ. и в ковенской Литве много хмельников и конопляников. В лесных местностях изготовляются из дерева и древесной коры флейты, дудки или свирели, род гуслей, назыв. канклес или кунклес на манер финской кантеле (ср. Фаминцын, "Гусли", 1890), пастушеские и охотничьи рожки. Канклес делаются из липового дерева; в моск. этногр. музее есть канклес из вербы, 1797 г. (ср. "Описание коллекций Дашковского музея", 2, 1 889, стр. 26). Одежда Л. различна по местностям и подвергалась разным влияниям: на прусской границе и у жмудинов — немецкому, на восточной Литве и в Виленской губ. — славянскому. Сермяга старого покроя застегнута на груди доверху, а внизу доходит до половины голени. Нынешние сермяги походят на сюртуки общеевропейского покроя из домашних тканей. На ногах портянки, сапоги-чеботы или деревянные башмаки. Во время жатвы обувь заменяется так назыв. нагинями — род полотняных башмаков с подошвами из толстого сукна или смоленой дерюги — или же лаптями (вижи, плетеные из липового дуба). Женщины сверх рубашки надевают нечто вроде жилета, внизу изрезанного прямоугольными квадратиками и приготовленного из полотняной пестряди, или шнуровку, стягивающуюся на груди. Замужние женщины носят на голове платок, девушки — род кокошника из серебряного широкого галуна. Между кокошником и прическою втыкается рута, символ девичьего состояния. Серег ни замужние женщины, ни девушки не носят. В Вилькомирском у. женщины покрывают голову большими платками, свернутыми наподобие чалмы. В старину девицы украшали голову венками цветов в роде латышских коронок. Ткацким искусством отличаются жмудинки и литвинки Трокского у. Близ городов и нем. границы домашние изделия заменяются фабричным сукном. Кухня литовская отличается разнообразием; особенно употребительна свинина в разных видах. Ковенская губ. дает наибольшее число свиней как по отношению к общей массе домашнего скота (свыше 25%), так и по отношению к сельскому населению (36,4 свиней на 100 чел. сельского населения). Из напитков в старое время славились мед и черное пиво (алус); поныне приготовляют квас из груш или из солоду.

Юридический быт Л. характеризуется стремлениями к майорату или минорату. На Жмуди и Сувалкской губ. сын не женится, пока отец не переведет на его имя хозяйство, оставляя себе только изъятие, или ишимтине (см.), или анчпиже (с нем. Amtsspeise), в Владиславовском у. состоящий из известного процента с дохода или продуктов. Основою семейных отношений, по словам Гуковского, являются повсеместно в литов. быту не родственные чувства, а материальный интерес и договорное соглашение. С большою предусмотрительностью заключается рядная сделка на счет приданого, которое везде на Литве возвращается по принадлежности в случае смерти получившей его, если она не оставила детей. Младшие братья, получившие при разделе имущества известную часть капитала, стараются идти в ушкуры, т. е. в надомники к вдове или девице. По исследованиям Ю. П. Кузнецова (см. его статью "Экономический и семейно-бытовой перелом в крестьянстве Царства Польск.", в "Изв. СПб. Слав. Благотвор. Общ.", 1888, 1, стр. 13), на Литве в старину применялся родовой порядок наследования таким образом, чтобы дом переходил от брата к брату по старшинству лет и так до самого младшего и затем в следующем поколении опять к старшему сыну старшего сына и т. д. Дочери при выходе замуж получали приданое в размере, установленном обычаем, из домашнего скота, хлебов, одежды и холстов. Сын-ушкур или заводящий новое хозяйство получал выдел из рабочего и прочего скота, земледельч. орудий, хлебов и проч., а также посильные помочи. Сын, не наследовавший дома, оставаясь при отце, получал присевки, или собины (куски земли в свое личное пользование). В наше время почти в каждом лит. семействе один или несколько сыновей получает образование и, окончив гимназию, отправляется в университеты (моск. и спб.) на юрид., матем. или медицинский факультет или же, по окончании 4-рех классов, в дух. семинарии в Вильну, Ковно, Сейны или СПб. для приготовления в ксендзы, что особенно нравится старикам родителям. За последние 15 лет Л. стали целыми партиями эмигрировать в Америку (ср. Симоненко, "Заработки крестьян и эмиграция в Америку в губ. из Царства Польского", "Труды Варшав. Стат. Ком." V, 1891), увозя немало денег, полученных младшими братьями от старшего. Характеристичные особенности Л. племени рельефно выделяются в семейно-бытовой жизни, в обычаях, обрядовых песнях (см. Дайна), сопровождающих рождение, вступление в брак и похороны. Обстоятельное описание свадебного ритуала издано Ив. Юшкевичем в 1880 г. на лит. яз. и переведено на нем. и польский. Тем же собирателем собрано свадебных дайн 1100 (изд. акд. наук в 1883 г.) и других дайн 1570. Менее известны литовские сказки. В польском пересказе издано Довойно-Сильвестровичем около 300 легенд и сказаний ("Podania źmujdzkie"). На том же поприще трудились Гизевгр (см.), Карлович (см.) и Фекенштедт (см. выше, Литовская мифология). Главные черты семейного быта и бытовой обрядности перечислены в вопроснике Вольтера ("Нам. Кн. Ков. губ." на 1888 г., стр. 282-308). В местностях, где процветает пчеловодство, держится поныне пчелиное сябрство: участвовавшие в улавливании пчелиных роев (битники) делят поровну доход с ульев, причем существует поверье, что пчелы только тогда водятся, когда битники живут в мире и согласии. Из символических обид кое-где еще встречается отрезывание лошадиных хвостов. К остаткам бытовой старины принадлежит употребление кривой палки для созвания сельского схода. В Ковенской губ. кривая палка рассылается по избам также в случае назначения ночного караула при теле мертвеца, найденном в поле. Если такая беда случилась на рубеже двух селений, то караул назначается с обеих деревень. На верхнем конце палки выжигается штемпель сельского правления. Если собрание требуется немедленно, в щель палки вставляется гусиное перо. Разные формы этого baculus nuntii изображены в статье А. Мержинского "Nuncius cum baculo" ("Wisła", 1895). См. L. Geitler, "Litva и Litvan é " (1874); С. С. Uhlenbeck, "Lets over de Baltische Volken" (Лейд., 1894); Maila Talvio (Mikola), "Liettuasta" (в финском журнале "Suomen Kuvalehu" 1894, № 18); "Kansanlaulusta Lietuassa" (ib. № 21); Skirmunt, "Z najstarszych czas ów plemenia litewskiego" (I, 1892).