Византия

Византия

Содержание: Византия — колония. — Византийская империя. — Византийская литература. — Византийское право. — Византийское искусство. — Византийская монета.

Византия — колония

Византия (греч. Βυζάντιον, Byzantium) — мегарская колония, основанная в 658 г. на европейской стороне Босфора. Всемирной известности бухта Золотого Рога (Χρισόκερας) и господствующее положение на узком проливе, соединяющем Черное море с Мраморным, обеспечивали за этой колонией важное торговое и промышленное значение, которое, по преданию, предопределено было Дельфийским оракулом, указавшим строить город против поселения «слепых». В. собирала пошлину с судов, идущих из Эгейского моря в Черное и обратно, вела торговлю с европейскими и азиатскими странами и неминуемо должна была играть важную роль в борьбе Азии с Европой. Следы древнего устройства города долго замечаются в политической роли городских дем (см. это сл.). Во время похода Дария на скифов В. должна была подчиниться персидской власти (515). За участие в ионийском движении она поплатилась потерей самостоятельности, изгнанием значительной части граждан и обращением ее в персидскую крепость с сильным гарнизоном. После сражения при Платеях В. освободилась из персидской власти с помощью спартанского и афинского флота (Павзаний) и вновь получила важное значение, как ключ сообщений между Черным морем и Эгейским.

Держась на стороне афинского союза государств, Византия во время Пелопоннесской войны не раз была яблоком раздора между спартанцами и афинянами; победы Алкивиада (408 г.) удержали ее, однако, в Афинском союзе. Но посягательство афинян на право сбора пошлин в Босфоре и отяготительная для союзников система клерухий (см. это слово) вызвали восстание В. против афинян, следствием которого было достижение В. автономии (357—355). В 340 г. с помощью афинского флота она победоносно отразила нападение Филиппа Македонского, чем сохранена была в руках греков важная торговая линия, которой командовала В. Память об этом сохранилась в псефисме дема (см. это слово) в честь Афин. В войнах римлян с Филиппом Македонским, с Атталом Пергамским и Антиохом Сирийским В. держала сторону римлян, вследствие чего пользовалась значительными привилегиями и под римским господством. При первых императорах она достигла значительной степени благосостояния. Веспасиан наложил руку на ее автономию под предлогом, что В. «злоупотребляет своей свободой». В 196 г. она обладала еще такими громадными средствами, что могла выставить флот в 500 триир (см. это сл.) и 3 года выдерживала осаду со стороны С. Севера. Но тогда же благосостоянию города нанесен был чувствительный удар: укрепления его разрушены, политические и торговые привилегии отняты, он низведен в разряд второстепенных городов. В III в. В. была жертвой неоднократных нападений со стороны варваров. Константин Великий после победы над Лицинием, оценив выгоды положения В., первый придал ей всемирно-историческое значение, перенеся в нее столицу Римской империи (330 г.). Тогда скромная мегарская колония украсилась великолепными дворцами, портиками и площадями; почти со всех концов греческого мира свезены были сюда произведения искусства, начался большой прилив нового населения из европейских и азиатских провинций. Византия порвала связь с прошлым и стала называться Константинополем, Новым Римом.

Византийская империя

Византийская империя, византинизм. Преобразованная из провинциального города в столичный и сделавшись административным центром империи, Византия утратила свое имя как живой исторический факт. В Средние и особенно в новые века имя Византия употребляется в смысле отвлеченного термина и служит к обозначению политических, государственно-правовых, церковных и этнографических особенностей, носителем которых была Византийская имп. В самое последнее время историческое значение этого термина подверглось колебанию как со стороны реального его содержания, так и исходной хронологической даты, с которой начинается его история (Bury, «A History of the later Roman Empire», I, Лондон, 1889; Krumbacher, «Geschichte der Byzantinischen Literatur», Мюнхен, 1891). Ставится вопрос о том, правильно ли придавать название «Византийская» Римской и с 800 г. Восточно-Римской империи, которая не прекращалась до 1453 года. В Средние века сами подданные византийского царя не называли себя ни римлянами, ни эллинами, а усвоили себе имя ромеи (см. это слово), и империя официально носила название ромейской. Следовательно, в историческом отношении термин «византийский» также имеет условное значение, как «восточно-римский». Еще менее исторических оснований можно найти для термина «Греческая империя» или «Bas-Empire». Как в имени Римской империи времени Каролингов и Оттонов лежит историческая фикция, ибо в действительности эта империя ничего общего не имеет с империей Августа или Антонинов, объединяясь лишь в идеальном представлении соответствия земной империи с небесной, так и Восточно-Римская империя, которая в действительности представляет продолжающееся преемство императоров от Августа до Константина XII Палеолога, только в условном смысле, как исторический термин, может претендовать на имя Римской империи. Таким образом, центр тяжести в данном вопросе переходит к выяснению содержания термина византинизм. Никто не оспаривает реального значения в таких выражениях, как византийские писатели, византийская литература, образованность, искусство и т. п., и едва ли возможна замена приведенных выражений другими. Это потому, что эпитет «византийский» придает особенный смысл последующим словам, давая им свое содержание. Это потому, далее, что под византинизмом разумеется совокупность всех тех начал, под влиянием которых постепенно реформировалась Римская империя. На Востоке романизм встретился со старыми культурами: иудейской, персидской и эллинской, которые не только оказали ему значительное противодействие, но, в свою очередь, имели на него разнообразные влияния. Свидетельством тому служат административная и бюрократическая система, появление кодексов, давших выражение местному обычному праву (Bruns und Sachau, «Syrisch-Rö misches Rechtsbuch»; Νόμος γεωργικός и Έκλογή); наконец, философская и богословская производительность, находившая себе пищу и получавшая напряжение в борьбе с иудейскими и эллинскими воззрениями. Многообразные перемены в строе Римской империи должна была вызвать обширная славянская иммиграция, произведшая этнографический переворот, давшая новое население Балканскому полуострову и части Малой Азии и вызвавшая коренные реформы в социальном и экономическом строе, в административной и военной системе. Римская империя на Востоке реформируется под действием указанных начал, которые и придали ей характер византинизма. Как выражение политических, культурных и этнографических особенностей, характеризующих Восточную Римскую империю, византинизм проявляется в следующих конкретных признаках:

1) в постепенной отмене господствовавшего латинского языка и замене его греческим; этот процесс начинается с VI в. и завершается в VII и VIII в.;

2) в борьбе национальностей из-за политического преобладания; эта борьба знаменуется появлением на престоле и в высшей военной и гражданской администрации представителей разных этнографических элементов, вошедших в состав империи;

3) в памятниках искусства; так, монеты с VII в. представляют новый тип в изображениях головы, указывающий на появление новой расы;

4) в литературной производительности, характеризующейся выработкой оригинального мировоззрения под влиянием эллинских и восточных философских идей, преобладанием мистики и узкого консерватизма; наконец,

5) в забвении преданий классического периода, на место которых выступают восточные, по преимуществу иранские.

Крайним пределом первого периода, состоящего в выработке византинизма, нужно полагать конец VII и начало VIII в. К этому времени оказывается в наличности разнообразие начал, из которых слагается византинизм. Более общеизвестными чертами характеризуется период воздействия византинизма на те народы, с которыми Восточная Римская империя приходила в ближайшее соприкосновение и который обнимает VIII—XV столетия. Историческая миссия византинизма по преимуществу выразилась в культурных влияниях на народы юго-восточной Европы, на болгар, сербов, румын и русских, равно как в Азии — на армян и грузин. Все эти народы не только приняли от нее христианское просвещение, плоды умственной производительности, но и брали у нее образцы в своем внутреннем устройстве. Кроме этих общеизвестных фактов воздействия византинизма, следует отметить ряд других, значение которых не вполне оценено. Сюда относятся византийские влияния на Западе, выразившиеся посредством разработки христианской догматики, устройства форм и содержания богослужения, философских построений и т. п. Таким образом, византинизм как историческое и культурное начало может быть сведен к конкретным фактам, имеющим сферу действия в определенном пространстве и времени. Указанный характер византинизма придает особенные черты Восточной империи, несовместим с понятиями римской или греческой империи и служит выразительным показателем объема, содержания и направления в значительной части всемирной истории. Итак, Римская империя, как носительница и выразительница начал византинизма, перестает быть Римской и становится Византийской. С этой точки зрения ее история и литература, философия и богословие, вообще вся ее культура получает характер живого, развивающегося организма.

Византийская история с удобством может быть разделена на следующие периоды.

Византийская история: первый период до начала VIII века

Первый простирается до начала VIII века, исходные же его моменты хронологически не поддаются определению, подобно тому, как не отыскана дата, разграничивающая конец древней и начало новой истории. В смысле объема и содержания исторического материала сюда должны входить факты, характеризующие и подготовляющие византинизм, хотя бы они хронологически относились к цветущей поре Римской империи. Такой же этнографический переворот, какой на Западе подготовил переход от древней истории к средней, постепенно совершается и на Востоке. Разница только та, что Запад вполне сделался добычей новых народов, будучи поглощен германской иммиграцией, Восток же обнаружил больше приспособляемости к новым историческим условиям и пережил критическую эпоху с меньшими для себя потерями. В борьбе с готами и гуннами империя поплатилась лишь временными потерями. Труднее было положение в VI и VII вв., когда с одной стороны теснили авары и славяне, с другой персы. Победы Юстиниана [Более подробные указания см. под соответственными именами.] (527—565) и Гераклия (610—641) задержали напор внешних врагов и определили на будущее время политические задачи империи. Самым важным делом царей этого периода было организовать отношения славян к империи. Эта задача достигалась системой размещения славянских племен по западным и восточным провинциям, предоставлением им свободных земель для сельскохозяйственной культуры и невмешательством во внутренний порядок славянской общины. Вследствие этого окраины империи приобрели оседлое земледельческое население, составившее преграду против неожиданных вторжений новых врагов; военные и экономические средства настолько увеличились, что надвигавшаяся опасность арабского завоевания не имела для империи гибельных последствий.

Византийская история: второй период Льва III Исавра до Василия Македонянина (717—867)

Второй период, от Льва III Исавра до Василия Македонянина (717—867), характеризуется такими чертами, в которых византинизм находит себе полное и всестороннее выражение. Через весь этот период проходит живая борьба идей, нашедшая себе внешнюю формулу выражения в системе иконоборчества. После двадцатилетней анархии, предшествовавшей вступлению Льва на престол, следуют две династии восточного происхождения, стоявшие во главе империи во весь иконоборческий период: Исавры и Армяне. Та и другая держатся на престоле в постоянном страхе за прочность власти; антагонизм между эллинскими и неэллинскими элементами дает о себе знать в бунтах и появлении самозванцев. Но самая трудная проблема заключалась в разрешении вопроса, выдвинутого иудейством и магометанством. Православному царству нанесен был сильный удар философскими теориями и практическими из них выводами, подвергавшими сомнению основные догматы о божественном сыновстве И. Х. и о Богородице. Византийская ученость пытается отразить этот удар методом и средствами, почерпнутыми из эллинской философии; правительство же пробует ряд практических мер, которыми предполагает ослабить значение нападок со стороны иудейства и магометанства, отняв у христианского богопочитания и богослужения символы и внешние формы. Гонение на св. иконы разделило империю на два враждебных лагеря, в организации которых играл важную роль и антагонизм национальностей. Победа над иконоборством, формально одержанная в 842 г., с одной стороны, знаменует преобладание славянских и эллинских элементов над восточными азиатскими, с другой — подготовляет для византинизма широкое поле деятельности в Европе. Внесение славянского обычного права в имперское законодательство (Νόμος γεωργικός и Έκλογή) и реформы в социальном и экономическом строе придают этому периоду глубокий интерес.

Византийская история: третий период от Василия Македонянина до Алексея I Комнена (867—1081)

Третий период — от вступления на престол Василия Македонянина до Алексея I Комнена (867—1081). Существенные черты его истории заключаются в высоком подъеме византинизма и в распространении культурной миссии его на юго-восточную Европу. Трудами братьев Кирилла и Мефодия славянские народы введены в число культурных стран Европы; патриарх Фотий положил преграды честолюбивым притязаниям римских пап и теоретически обосновал право Константинополя на церковную независимость от Рима (см. Разделение церкви). В сфере научной этот период отличается необыкновенной плодовитостью и разнообразием литературных предприятий; в сборниках и обработках этого периода сохранился драгоценный исторический, литературный и археологический материал, заимствованный из утраченных теперь писателей.

Во внешней истории самый выразительный и проходящий через весь период факт — войны с болгарами. Тогда в первый раз поставлен был вопрос о политической роли славянского элемента. Симеон Болгарский принятием царского титула и устройством независимого церковного управления претендовал перенести на славян главенство в империи. Театр военных действий переносился от Адрианополя и Филиппополя в Грецию и к Дарданеллам. Участие русского князя Святослава в этой войне сопровождалось гибельными последствиями для славянского движения. В 1018 г. Болгария замирена и вошла в состав империи. Со стороны Востока самым важным событием было завоевание острова Крита у арабов в 961 г.

Византийская история: четвертый период от Алексея I Комнена до 1261 года.

Четвертый период — от вступления на престол Алексея I Комнена до 1261 года. Весь интерес периода главным образом сосредоточивается на борьбе европейского Запада с азиатским Востоком. Крестоносное движение (см. Крестовые походы) неминуемо должно было затронуть Византийскую империю и поставить ее в необходимость озаботиться охранением собственных владений. Вожди крестоносных ополчений мало-помалу теряют из виду первоначальную цель движения — Св. Землю и ослабление могущества мусульман и приходят к мысли о завоевании Константинополя. Вся мудрость политики царей Комненов (Алексея и Мануила) сосредоточилась на том, чтобы держать в равновесии враждебные империи элементы и не допустить преобладания одного из них над другим. Вследствие этого политические союзы заключаются попеременно то с христианами против магометан, то обратно; отсюда особенно поразившее крестоносцев первого похода явление — половецкие и печенежские орды на службе империи. В 1204 году крестоносцы четвертого похода овладели Константинополем и поделили между собой империю. Но горсть патриотов с Ф. Ласкарисом во главе удалилась в Никею, и там образовалось зерно политического движения против латинян и очаг свободы, к которому устремились помыслы всех эллинов. Михаил Палеолог в 1261 г. вытеснил латинян из Константинополя. В более или менее тесной связи с событиями крестовых походов стоят второстепенные факты этого периода. На Вост. появляются турки-сельджуки, которые пользуются крестовыми походами для распространения своей власти на счет В. империи. На западе — с одной стороны норманны (см. это сл.), утвердившиеся в Южной Италии и Сицилии, вносят личные счеты с империей в крестоносное движение и угрожают морским владениям Византии, с другой — болгары производят полный переворот дел на Балканском полуострове. Восстание Петра и Асеня в конце ХII в. сопровождалось освобождением Болгарии и образованием второго Болгарского царства, которое имеет тенденцию объединить интересы всего славянства на Балканском полуострове. Интересы Болгарского царства и Никейской империи некоторое время совпадали ввиду общей опасности от латинян; но с перенесением столицы обратно в Константинополь вновь проявляется политический антагонизм, которым успешно воспользовались османские турки.

Византийская история: пятый период от 1261 до 1453 года.

Пятый период обнимает время от 1261 до 1453 года. Факты внешней и внутренней истории этого последнего периода определяются исключительными условиями, в которых находилось царство Палеологов. По завоевании Константинополя Михаил Палеолог употребляет все усилия к тому, чтобы соединить под своей властью находившиеся под чуждым господством провинции империи. Для этого он вступает в весьма тяжкие и обременительные договоры с Генуей и Венецией, жертвуя в пользу этих торговых республик существенными интересами империи; в этих же соображениях он сделал весьма важные уступки Папе, дав согласие на унию с римской церковью (Лионский собор 1274). Та и другая жертва не только не принесли ожидаемых выгод, но напротив — сопровождались прямым ущербом для империи. С началом XIV в. в судьбах империи начинают играть главную роль османские турки. Завоеванием Бруссы, Никеи и Никомидии турки утвердили свое господство в Малой Азии и в 1354 г. занятием Галлиполи стали твердой ногой в Европе. Господство на Балканском полуострове делили между собой греки, сербы и болгары. Ревниво оберегая лишь собственные интересы, греки пользовались услугами османских турок против славян; в свою очередь, эти последние поддерживали турок против греков. Османское могущество вырастает на счет политической розни между государствами Балканского полуострова. Несмотря на грозящую со стороны турок опасность, Палеологи не были в состоянии отрешиться от близорукой политики и продолжали возлагать все надежды на союз с Западом и на иноземную помощь. В 1341 г., по смерти Андроника Младшего, внутренние усобицы из-за обладания престолом и церковный раскол, порожденный борьбой между национальной и западнической партиями, на долгие годы отвлекли внимание правительства от политических дел. Между тем турки наносят грекам и славянам одно поражение за другим: в 1361 г. взят ими Адрианополь, затем битвой на Марице и на Косовом поле (1389) сокрушена была Сербия и скоро за тем — Болгария (1393). Мало-помалу Византийская империя ограничена была небольшой полосой между Черным и Мраморным морями. Хотя оставались в связи с ней некоторые провинции, но в XIV и XV веках обнаруживается резкий антагонизм между Константинополем и провинциями, которые стремятся к политической особности. При царе Константине XII Палеологе (1449—1453), братья которого Димитрий и Фома имели независимые княжения в Пелопоннесе, Константинополь предоставлен был исключительно собственным силам и средствам в последней борьбе его с морскими и пешими силами Магомета II. 29 мая 1453 г. Византийская империя перестала существовать.

Литература

До самого последнего времени значение визант. литературы оценивалось почти исключительно с точки зрения классической филологии, и если от этого выигрывала последняя, то много теряла первая. В византийской литературе искали и находили обильную жатву для восстановления и объяснения произведений классической древности, для пополнения сведений о древних авторах, в отрывках и цитатах, приводимых позднейшими писателями. Эта служебная роль, насильственно навязанная виз. литературе, весьма невыгодно отозвалась на постановке доступного изучению материала, ибо лишала исследователей настоящей исторической перспективы. Главнейшими последствиями этого было то, что большинство исследователей или совсем упустили из виду, или оставили без надлежащей оценки самостоятельные и оригинальные роды и виды литературы, не отметили процессов развития, периодов подъема и упадка, вообще таких признаков литературной производительности, которыми свидетельствуется ее самостоятельное развитие и отзывчивость к условиям времени и политическим обстоятельствам.

Рассматривая виз. литературу с точки зрения родов прозы и поэзии, мы находим в высшей степени расчлененными оба эти рода. К группе исторической следует отнести, кроме историков в собственном смысле, литературу житий, ораторские произведения, письма, сочинения по археологии. Виз. историография, сохраняя хорошие традиции классических авторов, весьма чутко относится к переменам мировоззрения и носит явные следы различных ступеней культурного развития. Хотя деление историографии на хронику и историю своего времени значительно способствует рассмотрению частностей, но в то же время оно мешает цельности взгляда. Развитие историографии идет параллельно историческим периодам (см. выше).

Во главе переходной эпохи к византинизму стоит имя историка Прокопия, современника Юстиниана, который в такой же мере служит источником для истории своего времени, в какой сам, по своим верованиям и идеалам, является представителем своей эпохи. Пользуясь хорошими историческими образцами в методе изложения своего материала (Геродот, Фукидид, Полибий), Прокопий в оценке исторических фактов и характеристиках деятелей представляет любопытный образец борьбы старого, античного мировоззрения с новым, христианским. Прокопий имеет такое же значение для истории Востока, как Григорий Турский для Запада. Как типический представитель историографии конца VI и начала VII в. должен быть назван Феофилакт Симокатта, после которого историческая традиция обрывается на довольно значительный период. Особая форма обработки исторического материала проявляется во всемирных хрониках. Этот отдел историографии, развивающийся по преимуществу в монастырских кельях и выражающий собой церковные идеалы и народные воззрения, имеет в глазах историка важное значение, как показатель культурного состояния эпохи. Сюда относится хроника Иоанна Малалы, писателя VI века, получившая громадное распространение через латинские и славянские переводы и послужившая образцом для составителей позднейших хроник. К тому же роду принадлежит так называемая Пасхальная хроника (VII века), составляя вместе с предыдущей тип летописи подготовительного периода. После довольно значительного перерыва, захватывающего часть VII и все VIII столетие, историография вновь оживает в лице двух составителей хроник: Феофана и Георгия Амартола, писавших в IX веке. Оба могут быть названы лучшими представителями своей группы, оба имели множество подражателей, которые не имеют и другого имени, как продолжателей (continuator) их. Лучшая сторона названных историков состоит в том, что они не чуждаются интересов, волновавших светское общество, стоят на высоте современного им движения философской мысли (по преимуществу Георгий), стараются вводить в литературный язык струю народного говора и народных выражений (Феофан), и оба одинаково представляют собой горячих борцов за те идеи, которыми одушевлено было большинство современников. Хроника Георгия, переведенная на славянский язык, сделалась одним из богатейших источников сведений по истории, этнографии и метафизике между сербами, болгарами и русскими. Для изучения истории иконоборческого периода Феофан и Георгий — важнейшие сохранившиеся историки. К ним примыкает патриарх Никифор, умерший в первой половине IX в. и написавший Сокращенную историю (от 602 по 769 год), имеющую важное значение для иконоборческого периода.

Со вступлением на престол Македонской династии получают весьма заметное напряжение как другие литературные роды, так и историография. В особенности с X века последняя нашла себе могущественные и разнообразные поощрения в собственных литературных трудах и широких научных предприятиях Константина Порфирородного. В громадной литературной производительности того времени, подводившей итоги старому, уцелевшему из древних периодов, нелегко с точностью обозначить, что принадлежало самому Константину и что предпринято под его покровительством и исполнено по его мысли другими. Не говоря о громадной исторической энциклопедии, в которую должны были войти образцовые писатели всех времен, Константин вызвал появление множества исторических произведений, с одной стороны, продолживших историю Византии с того времени, на котором остановились Феофан и Г. Амартол, с другой же — посвященных специально истории X в. Так назыв. продолжатели Феофана (813—961 г.) являются историографами царей Македонского дома и не свободны от пристрастия; до известной степени сообщаемые ими сведения могут быть проверяемы на основании источников, бывших в их распоряжении (Генесий, Логофет) и историков X в. — Льва Грамматика и Симеона Магистра. В смысле исторической техники, полноты, живости и наглядности изложения особенно выдаются сочинения, обнимающие небольшие периоды или отдельные эпизоды. Сюда относятся: Генесий, изложивший историю от 813 по 886 г., Иоанн Камениата — Завоевание Фессалоники, Лев Диакон, написавший историю своего времени (959—975 г.). Несмотря, однако, на оживление историографии при Константине Порфирородном, последние цари Македонской династии не имеют историков своего времени, почему конец X и первая половина XI в. остаются довольно темным периодом в истории. Скилица, Михаил Атталиата и Михаил Пселл стоят на границе следующего периода. Высшего блеска историография достигает при царях из дома Комненов. За нее берутся образованнейшие люди времени; исторические труды их отличаются живостью изложения, мастерскими характеристиками лиц и положений, искусством в композиции и широким политическим кругозором. Византия в эту эпоху хорошо ознакомилась с Западом посредством сношений с крестоносными вождями, и лучшие люди того времени должны были дать себе строгий отчет в национальных задачах византийского государства и в причинах розни между латинским Западом и греко-славянским Востоком. Описывая в большинстве случаев историю своего времени, писатели этого периода вносят в свое изложение много субъективного элемента и сообщают массу превосходного материала для культурной истории. В самой семье царей Комненов было несколько лиц с литературным именем. Анна Комнена, дочь Алексея I, составила описание времени своего отца, продолжив этим исторический труд кесаря Никифора Вриенния, своего мужа. За Анной следуют Иоанн Киннам, секретарь царя Мануила, изложивший историю Иоанна и Мануила Комненов, и в особенности Никита Акоминат, которому принадлежит история Комненов от смерти Алексея до завоевания крестоносцами Константинополя (1118—1206). Занимая высшие государственные должности и лично вникая в политические события, будучи притом образованным и начитанным в литературе своего времени, Никита представляет образец историка, которому не чужды и богословская тайна, и философская проблема, и политическая интрига, и который знакомит читателя со всеми вопросами, волновавшими общество. Упомянутые писатели могут быть названы характерными представителями византийской историографии. К тому же времени относятся следующие историки: Георгий Кедрин, Иоанн Зонара и Михаил Глика. Чрезвычайное потрясение, испытанное империей вследствие латинского завоевания, вообще парализовало литературную производительность; историческая муза, по выражению одного современника, стыдилась воспевать дела варваров. Тем не менее Никейская империя имеет своего официального историка в лице Георгия Акрополита, который сам принимал деятельное участие в политических делах и по своему образованию стоял на высоте задач, какие можно предъявлять к историку. Особенно любопытным явлением этого периода нужно признать Морейскую хронику, описывающую судьбы Греции под господством французских крестоносцев. Автор этой хроники не только оказывается трезвым бытописателем, но обнаруживает еще редкую наблюдательность к таким фактам и отношениям, какие обыкновенно проходят мимо историка. Самыми важными чертами хроники нужно признать описание способов распределения земель и участков между завоевателями, определение прав завоевателей к побежденным и наконец известия о славянах в Южной Греции.

Последний период обнимает время Палеологов до турецкого завоевания. Существенной чертой в историографии, как и в политической жизни времени, является церковный вопрос: догматические споры и изложение неправд латинской церкви часто наполняют целые страницы исторического труда. Хотя это направление замечается уже у историков эпохи Комненов, но там оно не выдвигается на первый план и не переходит в изложение соборных деяний. Более видные представители историографии суть в то же время энциклопедисты того времени, интересовавшиеся богословием, философией, астрономией, риторикой. Вследствие этого история, являясь выразительницей культурного состояния эпохи и будучи в то же время как бы привилегией высших классов, перестает служить отражением народных начал и переходит в историю борьбы партий. К этому периоду относятся: Георгий Пахимер, Никифор Григора, наконец, Иоанн Кантакузен. Дух партии и тесный круг наблюдаемых фактов ставят произведение последнего скорей в разряд биографий, чем исторических произведений. Для истории постепенного увеличения могущества турок и завоеваний их на Балканском полуострове мы имеем трех писателей. Лаоник Халкокондила, единственный историк афинского происхождения, перенес центр тяжести исторического изложения с эллинского мира на турецкий и показал в блестящей картине процесс возвышения османов на счет греков и славян. Искусное расположение материала, трезвая оценка исторических фактов и, наконец, уменье выделить и осветить более важные события — составляют отличительные качества этого историка. Дука и Георгий Франца по преимуществу имеют значение для характеристики византийского самосознания перед завоеванием турками Константинополя и в ближайшее за тем время.

Исторический род далеко не исчерпывается приведенными писателями. Всего ближе к нему подходит обширная литература житий. Овладеть этим громадным материалом и поставить его в связь как с развитием историографии, так и с переменами, постепенно происходившими в самосознании византийского общества, составляет далеко еще не разрешенную задачу. Нередко в литературе житий можно находить дополнения по весьма существенным фактам внешней и внутренней истории, пропущенным в историографии; в особенности же жития представляют далеко не исчерпанный материал для характеристики быта, семейных отношений, условий экономической жизни как всех вообще классов общества, так в особенности и сельского. Жизнь провинций, так мало исследованная, находит себе освещение именно в этом литературном роде. Укажем более важные и типические жизнеописания. Димитрий Солунский, патрон и защитник Солуни против внешних врагов, принимает живое участие во всех важнейших событиях провинции. Обширный ряд чудес, прилагаемый к жизнеописанию его, сообщает новые и любопытные черты к славянской истории; антагонизм между греческим и славянским населением Македонии, между центром и провинциями империи — важнейшие черты в этом житии (перенесение иконы великомученика в Константинополь). Для истории провинциальной жизни важны жизнеописания: св. Нила (Южная Италия), Луки Фокидского и Николая Метаноита. Последние два знакомят с обширными размерами славянского движения против греков при Симеоне и Самуиле Болгарских (X и XI столетия). Главнейшие моменты напряжения в сфере религиозной жизни выдвигали целый ряд подвижников и угодников. Особенным обилием отличается литература житий IX и X вв., посвященная жизнеописаниям новых исповедников, пострадавших за святые иконы. Одни из этих житий имеют особенную важность для иконоборческой эпохи: Стефана Нового, Феодора Студита, патриархов Тарасия, Никифора и Мефодия; другие получают специальное значение для древней русской истории: Иоанна Готского, Георгия Амастридского, Стефана Суражского. — В X веке научная деятельность, нашедшая поощрение в литературных предприятиях Константина Порфирородного, коснулась и агиографической области. На этом поприще громадные заслуги оказаны знаменитым Симеоном Метафрастом, который частью редактировал, частью вновь составил огромное число житий святых. Главнейшие монастыри состязались между собой в производительности по части агиографии и выработали особые направления и школы (Студийская). Жизнеописания иногда достигают высокой степени реальности, жизненной правды и исторической ценности. Таковы: жизнь патриарха Игнатия, Евфимия, царицы Феофании, супруги Льва Мудрого. После образцов, данных в литературе житий X веком, трудно было бы ожидать дальнейшего движения в том же направлении: эпоха Комненов и период франкского господства действительно не оставили значительных следов в агиографии.

Близкое отношение к предыдущему роду имеют ораторские произведения духовного и светского красноречия, похвальные слова и надгробные речи. Известно, что ораторская муза оказала весьма важные услуги истории; можно утверждать, что ораторские произведения составляют в некоторых случаях первый способ закрепления на письме только что совершившегося исторического факта. Какое обширное применение имел этот род литературы в Византии, показывает то обстоятельство, что часто весьма отвлеченные предметы богословского и философского характера трактуются в форме торжественных речей (λόγος) и состязаний между представителями двух противоположных мнений (διάλογος). Легко отсюда понять, как разнообразна эта литература, которую можно наметить лишь в самых общих и главных видах. Прежде всего следует назвать «слова» и «прения», или состязания, направленные к выяснению богословских и философских вопросов. Эта весьма популярная форма может быть прослежена через всю историю Византии; образцы ее даны диалогами против иудеев и магометан, начинающимися с иконоборческого периода и продолжающимися в последующее время, пока иудейская и магометанская ученость посягала на христианские догматы. Затем с XI века получают распространенность «прения» с латинянами и армянами, которые продолжаются до турецкого завоевания. Диалогическая форма применяема была и к местным потребностям, как средство борьбы с противниками на почве богословской, философской и литературной. Таковы диалоги Сотириха (XII в.) и Григоры (XIV в.). Применение ораторского искусства к политическим и историческим целям больше всего заметно в период Комненов, хотя и ранее можно указать произведения духовного красноречия, открытие которых бросило новый свет на историю Византии; вспомним, например, беседы Фотия на «нашествие» Руси. Но в период Комненов ораторская муза достигла наибольшей высоты и по своему значению приблизилась к истории. Без торжественных слов, похвальных и надгробных речей время Комненов и Ангелов не могло бы быть выяснено со стороны хронологии и значения отдельных фактов военной истории. Лучшими представителями этого рода служат слова и речи Никиты и Михаила Акоминатов, Евстафия Солунского. Век Палеологов также находит себе освещение в ораторских произведениях Никифора Хусина (конец ХIII и начало XIV в.), Димитрия Кидони (XIV в.), патриарха Филофея и др. — Особый научный интерес представляет проблема об отношении ораторских произведений к житиям.

Довольно важное значение имеет эпистологpафия, историю которой можно проследить с VIII по XV столетие. Этот род литературы вводит в интимную жизнь общества, дает хороший критерий для оценки правительственных мероприятий, наконец, знакомит с такими сторонами жизни, в особенности провинциальной, которые не могли быть подмечены в других видах литературы. Само собой разумеется, тем важнее переписка, тем интересней ее содержание, чем ближе к правительственным сферам стоят переписывающиеся лица и чем более и глубже затронуты перепиской политические, административные и литературные вопросы. И нужно сказать, что потомству передавались и сохранялись в копиях именно такие письма, которые имели, так сказать, публицистический характер и, может быть, самими авторами предназначались для опубликования. Этим определяется и характер эпистолографии, и приличествующее ей место в литературе. Главнейшими ее представителями могут быть названы такие лица, переписка которых или освещает целые исторические периоды, или раскрывает почти не затронутые летописью вопросы. Такова громадная переписка Федора Студита, неутомимого борца против иконоборческой системы, со всем жаром энергии возбуждавшего в своих учениках и почитателях дух твердости и надежды на торжество гонимых иконоборцами начал. Совершенно другое значение имеют письма патриарха Николая Мистика († 925). Он переписывается с Симеоном Болгарским, с царем Романом I Лакапином, с магометанскими эмирами, с Папой и многими высокопоставленными лицами. Эта переписка по преимуществу разъясняет политические отношения, церковные вопросы и свидетельствует о культурной миссии В. на Востоке. Таково же, говоря вообще, значение переписки патриарха Фотия. В XI веке самыми крупными представителями этого рода нужно назвать Феофилакта Болгарского (важнейшая сторона его переписки — это административное и культурное положение порабощенной Византией Болгарии) и Михаила Пселла, письма которого важны в том же отношении для остальных провинций империи. Трудно представить что-нибудь выше переписки образованнейших людей эпохи Комненов — братьев Никиты и Михаила Акоминатов. Двумя чертами можно обозначить значение этой переписки: административное и культурное положение Греции в конце XII века и значение латинского завоевания для национального самосознания эллинов. Ни в каком другом литературном роде эти черты не отмечены так рельефно и полно, как здесь. Письма Никифора Хусина, Мануила Палеолога и других писателей времени Палеологов остаются большей частью в рукописях. Лебединая песня эпистолографии посвящена описанию ужасов турецкого завоевания. Письма того времени, и во главе их — письма русского митрополита Исидора, должны быть признаны лучшим источником для будущей истории падения Константинополя.

Занятия древностями в смысле изучения или описания памятников языка и письма, монументальных памятников, административной системы, военного дела, истории наук и т. п. составляли не только предмет ученой любознательности, но вызывались потребностью сохранить для потомства хотя бы некоторые следы того, что угрожало прийти в забвение. Это обращение к древности особенно заметно в IX и X веках; в энциклопедических сборниках того времени, принадлежащих патриарху Фотию и Константину Порфирородному, сохранились многие памятники языка и письма, которые без подобных энциклопедий утратились бы безвозвратно. Монументальные памятники Константинополя описаны в анонимных сочинениях Τά πάτρια τής Πόλεως, сохранившихся в редакциях XI в., но некоторыми частями восходящих к VI и VII векам (Banduri, «Imperium Orientale»), а равно в истории Н. Акомината (ed. Bonnae, «De signis Constantinopolitanis»). История административных учреждений, в частности придворных обрядов, изложена в сочинениях Константина Порфирородного: «De Thematibus», «De Ca erimoniis», «De administrando imреriо». Тому же предмету посвящено сочинение Кодинa «De officiis». Изучение археологических трактатов, включенных в упомянутые сочинения Константина, до сих пор еще не было предпринимаемо; между тем, в них заключается ключ к пониманию оригинальных учреждений византийского государства. По истории военного дела известны трактаты, имеющие в заголовках имена Маврикия, Льва, Никифора, Константина и Алексея. Но большинство трактатов по военной истории остается в рукописях и ждет своей обработки. Исследования в области наук трудно обозначить даже в самых общих чертах. Занятия математикой, астрономией, геометрией приобретают значительное напряжение в век Палеологов; сюда относятся труды Влеммады, Пахимера, Федора Метохита и Н. Григоры.

Не меньшим развитием и богатством содержания отличается богословская и философская литература. Богословская письменность, посвященная в век вселенских соборов выработке христианской догматики, пользуется услугами философского метода и идет рука об руку с историей философского самосознания. Иконоборческое движение вновь заставило проверить и подкрепить новыми доказательствами главнейшие догматы христианства и сопровождалось оживлением производительности в сфере богословской и философской. Иудейские и магометанские системы, силившиеся подорвать основы христианского вероучения, побудили византийских богословов подвести итог всему предыдущему развитию и выразить результаты его в тех окончательных формулах, которые стали знаменем византинизма. Во главе нового направления в этой области является знаменитый Иоанн Дамаскин († 754), богословская система которого пользовалась незыблемым авторитетом. Он был первым мыслителем, неразрывно соединившим философию с богословием и положившим теоретические основания для последующего развития. Значение Дамаскина главным образом должно оцениваться, однако, не со стороны положительных выводов, но со стороны метода. В чисто богословских сочинениях он является осторожным эклектиком из языческих философов и отцов церкви; в полемических словах против иконоборцев, которые и стяжали ему высокое уважение в Восточной церкви, он обнаруживает гораздо больше самостоятельности и оригинальности. Средневековая схоластика, как латинская, так и византийская, ведет свою историю от Дамаскина. Первоначальные стадии ее развития с успехом могут быть исследуемы в исторических сочинениях (Г. Амартол). В XI веке философское мышление освобождается от стеснительных условий, в которые поставил его Дамаскин; благодаря изучению Платона начинается оппозиция против церковных доктрин. Вместе с разработкой учения о родах и видах на почве философской являются попытки приспособления церковного учения о Боге-Слове и о тайне домостроительства (см. это сл.) к теоретическим философским построениям. Схоластическое движение дано было школой Михаила Пселла и Иоанна Итала и возрождением неоплатонизма. В этот период византинизм дал сильный толчок всему западноевропейскому развитию посредством логики Пселла, которая до XV в. была для Запада главным источником положительных сведений по философии. Ряд суровых мер, принятых царем Алексеем Комненом против свободы философского мышления, имел целью защитить господствующее церковное учение от опасностей. Постановлено было терпеть философские построения постольку, поскольку они не противоречат букве Священного Писания. В период Комненов преследуемая философия жила лишь традициями и пряталась от гласности. Единственные, можно сказать, следы ее сохранились в голых именах и в нескольких выражениях, посвященных отщепенцам и отвергнутым церковью еретикам, осужденным соборами. Философское и богословское движение, по-видимому, без всякой исторической подготовки, вновь заявляет себя в эпоху Палеологов. Это движение группируется прежде всего около знаменитого спора Варлаамитов и Паламитов. Никифор Григора, Григорий Палама, Варлаам являются представителями византийского аристотелизма и платонизма накануне эпохи Возрождения. Византийское философское движение и на этот раз не остается бесплодным для Запада, так как упомянутый выше Варлаам и его ученик Леонтий Пилат суть первые провозвестники гуманизма (см. это сл.) в Италии. В сочинениях Петрарки и Боккаччо находятся многочисленные указания того, как многим они обязаны названным греческим ученым. Имея в виду, что движение XIV в. по разрешаемым в нем философским и богословским проблемам не стоит одиноко, а имеет точки соприкосновения с движением XII века, можно прийти к заключению, что философская мысль никогда не замирала и что, следовательно, существовало известного рода преемство в развитии философии. Гемистий Плифон, Виссарион и целая плеяда греческих гуманистов не могли явиться без предварительной подготовки.

Оригинальный характер византинизма проявился в содержании и направлении поэтического творчества. На первом месте здесь стоит церковная поэзия, в которой Византия не имеет себе соперников. Даровитейшими представителями в области церковных гимнов являются: Роман Сладкопевец (VI в.), Андрей Критский, Иоанн Дамаскин и Косьма Иерусалимский. Чтобы судить о значении этого рода литературы, достаточно вспомнить, что вместе с распространением греческого богослужебного обряда у славян, грузин, армян церковная поэзия воспринята была на всем пространстве, где господствует греческая церковь. Народная поэзия развивает частью сюжеты, общие с западноевропейской народной поэзией, частью специальные. Одним из важнейших видов поэтической народной литературы следует назвать народный эпос, воспевающий подвиги знаменитых героев и важнейшие события истории. Это — род chansons de geste, исполняемых странствующими рапсодами. Таковы поэмы об Акрите, о завоевании Константинополя и Афин турками, песни о Велизарии. — Между поэтами исторического цикла известны: Георгий Писида, современник Гераклия (ему принадлежат: 1) Поход против персов, 2) Поражение аваров и персов под стенами Константинополя, 3) Гераклиада); Феодосий, живший в X в. и воспевший завоевание Крита у арабов; Иоанн Геометр — подвиги Никифора Фоки и Иоанна Цимисхия; Ф. Продром (ХII века), составитель од, сатир и эпиграмм, которые живыми чертами изображают современное общество; Mануил Фила (XIV в.), плодовитейший поэт, упражнявшийся в трагедии и драме, а также в лирике; множество произведений его посвящено современным ему лицам и событиям; Н. Григора, Г. Лапифа, Акиндин — бичевавшие сатирой современные им религиозные заблуждения; наконец, многочисленные составители плачей (θρήνοι) на падение Константинополя. — Довольно обширный отдел поэзии представляет обработка сюжетов, заимствованных частью из древнего периода, частью из западноевропейской жизни; животный эпос и физиолог (см. это слово) достигает также значительной обработки.

Византийский язык занимает посредствующую ступень между древнегреческим и новогреческим. Организующим началом в развитии и новообразованиях греческого языка были народные говоры и провинциализмы, а также индивидуальные черты писателей. Влияние народных говоров, выразившееся в различиях произношения звуков, в строе предложений, в разложении грамматических форм и в образовании новых слов по закону аналогии, обнаруживается еще в дохристианскую эпоху. Сами греки, сознавая различие между литературным и употребительным в обыкновенном разговоре и в народном обращении языком, называли этот последний γλώσσα δημώδης, άπλή καθωμιλημένη, наконец, ρωμαϊκή в противоположность первому - καθαρεύουσα, κοινή διαλεκτος. Более ранние следы грамматических и лексикальных особенностей наблюдаются на египетских папирусах и в надписях. В христианскую эпоху литературный и народный язык разобщаются еще дальше и глубже, так как особенности народного языка нашли себе применение в Священном Писании и в церковной практике, то есть в песнопениях и поучениях. Можно было бы ожидать, что народный язык, значительно удалившийся уже от литературного, найдет себе постепенное применение в разных родах словесности и обогатит ее новыми формами и словообразованиями. Но в действительности этого не случилось. В развитии византийского языка наблюдаются два периода:

1) от VII до X столетия;

2) от XI до падения Константинополя.

В первый период византинизма народный и употребительный в домашнем обиходе язык заявляет притязание вступить в борьбу с литературным; к этому периоду относятся значительные и более или менее удачные попытки сближения между литературным и разговорным языком, выражающиеся в заимствовании писателями из народного языка форм слов и выражений. Такие попытки наблюдаются в хрониках Малалы и Феофана и в некоторых житиях. Но литературный пуризм эпохи Комненов не только не благоприятствовал такому направлению, но, можно сказать, подавил его. Литераторы второго периода и вообще образованное большинство отнеслись к народному языку с аристократическим пренебрежением, как к грубому и низкому, неспособному выражать возвышенные идеи и художественные образы. Писатели эпохи Комненов и Палеологов, тщательно избегая народных выражений, отдалили литературный язык от живого до такой степени, что в XII и последующих веках первый, став предметом школьного обучения и литературной моды, с трудом уже был понимаем необразованным большинством. Таким образом, народный язык, изгнанный из литературного обращения, предоставлен был естественному развитию в народном употреблении и сохранялся в немногих памятниках народной словесности. О том, как велика была разница между искусственно поддерживаемым чистым литературным языком и употребительным в народе, можно судить по многочисленным версиям или переложениям на общепонятный язык известнейших исторических писателей. Хронологическое и генетическое развитие византийского языка из старогреческого и постепенный переход византийского в нынешний новогреческий язык представляет любопытнейший предмет изучения. В этой области история греческого не имеет параллели в латинском языке: последний, дав формы для образования романских языков, сам перестал быть живым и развивающимся организмом, первый же сохраняет единство и постепенность органического развития до новейших времен.

Церковь — см. Восточная церковь.

Научная обработка византийской истории по многим отделам находится в зачаточном состоянии и вообще оставляет желать весьма многого. Недостаточные успехи по изучению Византии, главным образом, зависят от состояния текстов изданных писателей, от неприведения в известность всего рукописного материала и, наконец, от отсутствия общей руководящей программы и центрального органа для византиноведения.

Общие сочинения по Византии: Gibbon, «History of the decline and fall of the Roman empire» (первое изд. в Лондоне, в конце прошлого столетия; нем. перев. Споршиля, франц. Гизо, русский — Неведомского); Finlay, «History of the Byzantine empire», перев. на русск. яз.); Παπαρρηγόπουλος, «Ίστορία τοϋ έλληνικοϋ εθνους»; Hopf, «Griechenland» (Ersch und Gruber, «Allgemeine Encyklopedle»); Hertzberg, «Geschichte Griechenlands»; Λάμπρος, «Ίστορία τής Έλλάδος». Более важные монографии по специальным отделам и вопросам: Bury, «A history of the later Roman empire from Arcadius to Irene» (Лондон, 1889); Schwarzlose, «Der Bilderstreit, ein Kampf der griechischen Kirche um ihre Eigenart und um ihre Freiheit» (Гота, 1890); Ламанский, «О славянах в Малой Азии, в Африке и в Испании» (СПб., 1859); Васильевский, «О законодательстве иконоборцев» и «Материалы для истории Византийского государства» (ряд статей в «Журн. Мин. нар. пр.», с 1878 г.); Успенский, «К истории крестьянского землевладения в Византии» и «Следы писцовых книг в Византии» (ряд статей там же за 1883 и 1884 г.); Rambaud, «L’empire Grec au dixiè me siècle»; Schlumberger, «Nicéphore Phocus»; Diehl, «Etudes sur l’administration Byzantine dans l’exarchat de Ravenne». — Д ля периода Комненoв: Wilken, «Rerum ab Alexio I gestarum libri IV»; Скабаланович, «Византийская церковь и государство в XI в.». Отношениям крестоносцев к В. посвящен ряд исследований В. Г. Васильевского в «Журн. М. Н. П.» за 1872 г. Для эпохи после Комненов: Parisot, «Cantacuzè ne, Homme d'état et historien»; Флоринский, «Южные славяне и Византия в XIV в.». — По истории литературы, кроме общих обзоров — Schoell, «Geschichte der griechischen Literatur»; Nicolai, «Griechische Literaturgeschichte» и в особенности нового труда Krumbacher’a, «Geschichte der Byzantinischen Literatur», важное руководящее значение имеют следующие исследования по отдельным периодам: Gelzer, «Sextus Julius Africacanus»; Hirsch, «Byzantinische Studien»; De Boor, «Theophanis Chronographia» (vol. II); Neumann, «Griechische Geschichtschreiber im XII Jahrhundert». Детальные указания можно находить в книге Крумбахера. По истории философской и богословской литературы: Успенский, ряд статей в «Журн. Мин. нар. просв.» за 1891 и 1892 гг. — По истории языка: Maurophrydes, «Δοκίμιον ίστορίας τής έλλινικης γλώσσης»; Psichari, «Essais de grammaire historique néogrecque»; Hatzidakis, «Μελέτη έπί τής νέας έλλινικης».

Ф. Успенский.

Византийские императоры (указатель)

1. Аркадий, сын императора Феодосия I, 395—408.
2. Феодосий II, его сын, 408—450.
3. Пульхерия, его сестра, 450—453.
4. Маркиан, родом фракиец, ее муж, 450—457.
5. Лев I Великий, 457—474.
6. Зенон, его зять, родом исавриец, 474—491 (его соперники: сын Лев II, 474, шурин Льва I Василиск, 474—476, и грек Леонтий, 485—488).
7. Анастасий I, зять Льва I, 491—518.
8. Юстин I, 518—527.
9. Юстиниан I, его племянник, 527—565.
10. Юстин II, его племянник, 565—578.
11. Тиверий I, 578—582.
12. Маврикий, его зять, 582—602.
13. Фока, 602—610.
14. Гераклий I, 610—641.
15. Гераклий II (Константин III), 641.
16. Гераклеон, его брат, 641—642.
17. Константин II, сын Гераклия II, 642—668.
18. Константин IV Погонат, его сын, 668—685.
19. Юстиниан II, его сын, 685—711 (его соперники: Леонтий, 695—698, и Тиверий III, 698—705).
20. Филиппик-Вардан, 711—713.
21. Анастасий II, 713—716.
22. Феодосий III, 716—717.
23. Лев III, 717—741.
24. Константин V Копроним, его сын, 741—775.
25. Лев IV, его сын, 775—780.
26. Константин VI, его сын, 780—797.
27. Ирина, его мать, 797—802.
28. Никифор I. 802—811.
29. Ставратий, его сын, 811—812.
30. Михаил I, его шурин, 812—813.
31. Лев V, 813—820.
32. Михаил II, 820—829.
33. Феофил, 829—842.
34. Феодора, его жена, и ее брат Варда, управлявшие за Михаила III, 842—867.
35. Василий I, родом македонянин, 867—868 (его соперник: сын Константин VII, 868—878).
36. Лев VI Философ, его сын, 886—912.
37. Константин VIII Порфирородный, сын Льва VI, 912—959 (его соправители: тесть Роман I Лекапен, 919—948, и шурья: Христофор, 919 −931, Константин, 923—945, и Стефан, 945—964).
38. Роман II, его сын, 959—963.
39. Никифор II Фока, 963—969.
40. Иоанн I Цимисхий, 969—976.
41. Василий II, сын Романа II, 976—1025.
42. Константин IX, его брат, 1025—1028.
43. Роман III, его зять, 1028—1034.
44. Михаил IV, второй муж Зои, вдовы Романа III, 1034—1041.
45. Михаил V, его племянник, 1041—1042.
46. Константин XI Мономах, третий муж Зои, 1042—1054.
47. Феодора II, сестра Зои, 1054—1056.
48. Михаил VI, 1056—1057.
49. Исаак I Комнен, 1057—1059.
50. Константин X, его сын, 1059—1067.
51. Константин XI и Андроник I, сыновья его, 1067.
52. Михаил VII, 1067—1078 (его соправитель отец Роман IV Диоген, 1068—1071).
53. Никифор III, 1078—1081.
54. Алексей I, племянник Исаака I, 1081—1118.
55. Иоанн II, его сын, 1118—1143.
56. Эммануил I, его сын, 1143—1180.
57. Алексей II, его сын, 1180—1183.
58. Андроник II, племянник Иоанна, 1183—1185.
59. Исаак II Ангел, правнук по бабке Алексея I, 1185, изгнан 1195, вернулся 1203, умер 1204 (его соперники: Алексей III, 1191; брат Алексей IV, 1195—1203 и сын Алексей V, 1203—1204).
60. Алексей VI Дука и Николай Канаб, 1204.
61. Феодор I Ласкарис Никейский, зять Алексея IV, 1204—1222.
62. Иоанн III Дука Никейский, его зять, 1222—1255.
63. Феодор II, его сын, 1255—1259.
64. Иоанн IV, его сын, 1259, изгнан 1260, умер 1284.
65. Михаил VIII Палеолог, 1261—1282.
66. Андроник II, его сын, 1282—1328.
67. Андроник III, его внук, 1328—1341.
68. Иоанн V, его сын, 1341—1391 (его соперники: Иоанн VI Кантакузен, 1341—1355, и его сын Матвей, 1355—1358).
69. Эммануил II, его сын, 1391—1426 (его соперник, племянник Иоанн VII, 1399—1402).
70. Иоанн VI, сын его, 1425—1448.
71. Константин XII, брат его, 1449—1453, последний византийский император.

Византийское, или греко-римское, право

Византийское, или греко-римское, право. — Так называется римское право в той переработке, которой оно подверглось в Византийской империи. Исключительным деятелем этой переработки является воля законодателя, соответственно чему изменяется характер науки права. Византийский юрист не знает права, он знает только закон. Это не юристы собственно, а законники (νομικοί). Вместо свободного исследования находим компиляции законодательного материала, вместо ясности понятий и точности выражения — многословие и напыщенность. Историю В. права можно разделить на три периода. Первый период — от Константина Великого до воцарения Исавров; второй период (717—867) — эпоха иконоборцев; третий открывается воцарением Македонской династии и заканчивается падением империи (1453).

Внешняя история византийского права

Первый период — от Константина Великого до воцарения Исавров

I. При напряженной законодательной деятельности первых христианских императоров число изданных ими законов, которые в противоположность к jus — праву классических юристов — назывались leges, сильно возросло. Феодосий II признал необходимым привести это законодательство в известность, для чего он издал в 438 году свой кодекс («Codex Theodosianus»), в котором в систематическом порядке собраны были все без изъятия законы, начиная с Константина Великого (изд. G. Haenel, «Codices Gregorianus, Hermogenianus, Theodosianus»; Бонн, 1842). С изданием Феодосиева кодекса прекращается единство источников права для обеих частей Римской империи, Западной и Восточной. Юстиниан в 529 г. издал кодекс, до нас не дошедший. Вслед за тем Юстиниан, предпринимает кодификационную работу, обнимающую как право классических юристов (jus), так и законодательство императоров. Вся эта кодификационная работа получила в XII стол. общее название — Corpus juris civilis (см. это слово) и распадается на три части: Институции (Institutiones), Дигесты (Digesta seu Pandektae) и Кодекс (Codex). Первые две, обнародованные в 533 г., обнимают собой jus, то есть римское право в его чистом виде, и потому относятся к истории римского, а не византийского права. К последнему почти целиком относится кодекс, заключающий в себе 4600 конституций с 11 7 до 534 г., то есть со времен императора Адриана до первых годов царствования Юстиниана, и в отличие от первого Юстинианова кодекса названный Codex repetitae praelectionis. Он был составлен комиссией из пяти лиц под председательством Трибониана, которой было поручено устранить из законодательства повторения и противоречия, все лишнее и устарелое. За время от 535 до 565 года Юстиниан издал целый ряд новых узаконений, новелл, в числе около 168, преимущественно церковного содержания и на греческом языке, который окончательно становится законодательным языком Византийской империи. Новеллы эти образовали содержание нескольких частных сборников, которыми продолжали пользоваться до самого падения Византии. Новейшие издания принадлежат Zachariä von Lingenthal, «Novell ae Justiniani» (Лейпциг, 1881, с прил. 1884) и R. Schoell, в составе моммзеновского «Corpus juris civilis» (еще не окончено). Ср. Biener, «Geschichte der Novellen Justinian’s» (Берлин, 1824). Новеллы всех остальных византийских императоров изданы в хронологическом порядке Zachariä в его сборнике «Jus Graeco-Romanum» (т. III, Лейпциг, 1857).

Юcтиниан преобразовал преподавание права и саму науку права стремился замкнуть в точно указанные пределы, запретив под страхом наказания писать какие бы то ни было комментарии к изданному им своду. Дозволены были только буквальные переводы на греческий язык указатели параллельных мест, извлечения из законов, а также сокращенное изложение всех Дигест или всего Кодекса. Такое изложение позже называлось σύντομος или έπιτομή; оно соответствует summa или summaria глоссаторов. Но уже при жизни Юстиниана юристы нарушили его запрет и начали писать комментарии. Зародилась довольно обширная юридическая литература, которая, однако, не выходила за пределы экзегезы и толкования Юстиниановых книг и никаких элементов творчества в себе не носила. Из авторов этого рода трудов более известны Феофил, Фалелей и Иоанн Схоластик (с 565 г. патриарх Константинопольский, † 578). Более всего замечательны Парафразы Юстиниановых Институций Феофила, который был одним из составителей Институций. Парафразы эти пользовались на Востоке громкой славой и даже вытеснили оригинал. Ср. Ferrini, «Institutionum Graeca Paraphrasis Theophilo antecessori vulgo tributa», Милан, 1884-85). Образцовый немецкий перевод издал Вюстеман (Берл., 1823). Главным образом труды юристов VI в. обращались на обработку Кодекса; наиболее полная и замечательная принадлежит Фалелею. Появились и монографии по отдельным вопросам права (Μονόβιβλα). Таково сочинение неизвестного автора — "Αί ροπαί" (мгновенья), время составления которого относят к периоду от Юстиниана до Гераклия (565—641). Это — довольно полное собрание правил, в которых говорится о влиянии на правоотношения известных промежутков времени (от одного момента до столетия). Сочинение это издано Цахариэ с латинским переводом: "Αί ροπαί, oder die Schrift über die Zeitabschnitte" (Г ейдельб., 1836). Другая замечательная монография, тоже неизвестного автора — Μονόβιβλος περί έαντιοφανειών, то есть книга о противоречиях, — представляет собой свод друг другу противоречащих мест в Дигестах и делает попытку к разрешению таких противоречий. Эту монографию относят к царствованию Гераклия (610—641).

В VI в. начинают появляться и сборники церковных канонов. Первый из них, до нас дошедший, принадлежит Иоанну Схоластику и обнимает собой каноны десяти соборов (четырех вселенских и шести поместных), а также правила апостольские и св. Василия Великого. Около того же времени составляются первые сборники императорских законов по делам церковным. Отдельно составленные сборники канонов и законов вскоре слились воедино, и таким образом возникли номоканоны, которых в первом периоде было два: номоканон в пятьдесят титулов и номоканон в XIV титулов. Второй из них отличается большей удовлетворительностью системы и большим разнообразием и богатством содержания (особенно в отношении положений гражданского права) и потому предпочтительно употреблялся в практике, хотя и номоканон в 50 титулов также пользовался почетом. Номоканон в XIV титулов обыкновенно называется номоканоном Фотия (константинопольского патриарха во второй половине IX стол.), которому он приписывался. Цахариэ отрицает прикосновенность Фотия к составлению этого номоканона, относящегося, по его мнению, ко временам Гераклия.

Второй период истории византийского права (717—867) — эпоха иконоборцев

II. Второй период истории византийского права (717—867) обнимает правление Исаврийской династии. Важнейшим памятником этого времени является Эклога (то есть выборка, Έκλογή τών νόμών…), носящая следующее заглавие: «Выборка законов вкратце, учиненная Львом и Константином, мудрыми и благочестивыми царями, из Институций, Дигест, Кодекса и Новелл Великого Юстиниана, с исправлением в смысле большего человеколюбия»… Под императором Львом и Константином должно разуметь Льва Исавра и соправителя его Константина Копронима, а время издания относят к 739—741 г. Хотя в заглавии Эклоги указаны источники ее, но на самом деле это совершенно самостоятельное законодательство, в котором многое не только не согласовалось с Юстиниановым правом, но и прямо ему противоречило. В замечательном предисловии (на русск. языке приведено в ст. В. Васильевского «Законодательство иконоборцев», в «Журн. Мин. нар. просвещ.», 1878 г., № 10 и 11) проявляется стремление законодателей сделать юстицию безденежной и равно доступной для всех. Вскоре появились частные обработки Эклоги — краткая, названная Цахариэ частной Эклогой (Ecloga privata), и распространенная (Ecloga рrivata aucta). Последняя издана Цахариэ в его «Jus Graeco-Romanum» (т. IV-й, Лейпц., 1865); им же издана и официальная Эклога, в «Collectio librorum juris graeco-romani ineditorum» (Лейпц., 1852). К Эклоге примыкают и столь же самобытным характером отличаются и другие законодательные труды императоров: Устав земледельческий (Νόμος γεοργικός), Устав морской (Νόμος ροδίων ναυτικος; последнее издание у Pardessus, «Collection des lois maritimes», т. I., Пар., 1828) и Устав воинский (Νόμος στρατιωτικός). Замечательнейшим из них является земледельческий устав, представляющий собой нечто вроде сельского полицейского уложения. Главным образом занимается он разного рода кражами: леса, полевых и садовых плодов и т. под.; проступками и недосмотрами пастухов, повреждениями животных и от животных вроде потравы и так далее. Некоторые положения его проливают совершенно неожиданный свет на положение земледельческого класса в Византии VIII века; исследователи видят в них проявление славянских элементов.

Третий период в истории Византийского права — от Македонской династии и до падения империи (1453)

III. Третий период в истории Византийского права (867—1453) открывается воцарением Македонской династии, которая порывает всякую связь с идеями императоров-иконоборцев и наряду с другими их творениями осуждает и их законодательство, как «извращение добрых законоположений», то есть Юстинианова права. К восстановлению Юстинианова права и были направлены все усилия Василия Македонянина и Льва Мудрого. Император Василий задался целью отменить все устаревшие и неприменимые законы, а те части Юстинианова права, которые могли сохранять свою силу на будущее время, издать в очищенном и упорядоченном виде и, наконец издать краткое юридическое руководство или учебник, из которого приступающие к изучению права могли бы почерпать начальные его основания. Прежде всего осуществлена была последняя задача: между 870—878 г. Василием Македонянином и его сыновьями-соправителями Константином и Львом обнародован был Прохирон (то есть ручная книга законов, издание Цахариэ, «Ό πρόχειρος νόμος», Гейдельберг, 1837 г.). Назначение Прохирона было служить учебным руководством, но он несомненно был облечен и силой закона. Затем около 884 г. обнародована была не дошедшая до нас «Ревизия древних законов» (Ανακάθαρσις τών παλαιών νομων), то есть свод всего того, что осталось в силе от Юстинианова права. В видах приспособления Прохирона к Ревизии между 884—886 гг. императором Василием и его сыновьями-соправителями Львом и Александром издано было это руководство в новой пересмотренной редакции, под именем Эпанагоги (Έπαναγωγή, то есть воспроизведение, напечат. в «Collectio librorum juris graeco-romam ineditorum», Цахариэ). Преемник Василия, Лев Мудрый, или Философ, в первые годы своего царствования (888—889) обнародовал очищенный свод Юстинианова права, который с X века получил наименование Базилик (τά βασιλικά, подразумевается νόμιμα — царские законы). Каждый титул Базилик начинается отрывком из сочинений римских юристов, помещенных в Дигестах; затем следуют извлечения из Кодекса, Институций и Новелл Юстиниановых, которыми дополняются или подтверждаются выдержки из Дигест. При этом редакторы «Базилик» пользовались преимущественно компиляцией неизвестного юриста, писавшего при Юстине II и прозванного Анонимом, а также Прохироном, из которого заимствовали многие положения уголовного права. Новеллы византийских императоров от Юстиниана до Василия в Базилики не вошли. Большинство дошедших до нас рукописей Базилик снабжено схолиями (глоссами). Сам текст Базилик рукописи эти содержит не целиком. 36 книг дошли до нас вполне, семь — с пропусками, а из 17 остальных книг сохранились только отрывки. Последнее издание Базилик принадлежит К. Геймбаху: «Basilicorum libri LX» (Лейпциг, 1833—1870). Не потеряли своего значения, однако, и многие положения из законодательства второго периода. Так, 17-й титул Эклоги, то есть уголовное уложение иконоборцев, целиком перешел в 39-й титул Прохирона, а отсюда в 60-ю книгу Базилик, которые признают и морской устав иконоборцев (53-я книга). Юристы продолжали пользоваться Эклогой и старались приноровить ее к новым кодификациям.

Прохирон, Эпанагога и Базилики являются последними кодификационными работами в Византийской империи; законодательная деятельность последующих императоров выразилась лишь в издании новелл, между которыми с X века начинают различать хрисовулы (χρυσόβουλλον), то есть грамоты с золотыми печатями. Некоторые из этих хрисовул содержат в себе положения общего права, светского и церковного, но главным образом это — грамоты, предоставляющие привилегии отдельным лицам и учреждениям. В Латинской империи, основанной крестоносцами по завоевании Византии, действовали Иepycaлимские Ассизы, переведенные на греческий язык (см. Ассизы).

О преподавании права в этом периоде нет точных данных. Известно, что при императорах-иконоборцах все школы были закрыты, что XI и в особенности ХII век были эпохой возрождения византийской образованности; относительно того же времени имеются указания, свидетельствующие о правильном преподавании права. Недавно только открыта новелла Константина Мономаха, из которой видно, что в 1045 г. этот император восстановил школу правоведения в Константинополе. Что касается довольно богатой юридической литературы того периода, то при изучении ее должно различать время до XII века, когда наряду с Базиликами юристы пользовались еще Юстиниановыми книгами, и от XII века, когда последние окончательно были вытеснены Базиликами, в свою очередь уступившими место разного рода сокращениям и извлечениям. Более замечательные произведения первой эпохи: Έπιτομή τών νόμων — сокращение законов в 50 титулах, составленное неизвестным автором в 920 г.; Сокращение Базилик (Synopsis Basilicorum или Synopsis major), неизвестного автора, относящееся к тому же времени; составленный в половине XI стол. сборник (Πεϊρα) мнений и решений знаменитого правоведа Евстафия, патриция римского, деятельность которого относится к 975—1025 гг. (сборник этот дает наглядную картину судебной практики того времени и содержит в себе много ценных данных об административном строе Византии, податях и т. п.); Руководство к изучению законов (πόνιμα или πόνιμα νομικόν), составленное во второй половине XI в., исключительно по Базиликам, Михаилом Атталиатом (лучшее издание — Сгуты в греч. журнале «Θέμις», т. VIII, Афины 1861 г.; раньше названные сборники см. у Цахариэ, «Jus Graeco-Romanum», т. I, II, V, VII). Ко второй эпохе относится Synopsis minor, неизвестного автора, времен никейского императора Иоанна III Дуки (1222—1255). Труд этот пользовался громкой славой, как об этом свидетельствуют большие заимствования из него в Шестикнижии Гарменопула и перевод его в XVI стол. на народный язык Феодосием Цигомалом; он издан Цахариэ в «Jus Graeco-Romanum» (т. II). Последним значительным памятником византийского правоведения, особенно замечательным по широкому распространению, выпавшему на его долю, является Шестикнижие Константина Гарменопула (см. это сл.), озаглавленное «Πρόχειρον τών νόμων», то есть ручная книга законов. Главным назначением этого труда, составленного незадолго до 1345 г., было дополнить Прохирон Василия, Константина и Льва. О системе и научном достоинстве Шестикнижия см. Бессарабские местные законы. Лучшее и новейшее издание Шестикнижия принадлежит Геймбаху: «Constantini Harmenopuli manuale legum, sive Hexabiblos» (Лейпц., 1851).

Важнейшим источником церковного права этого периода являются новеллы императоров. В 883 г. номоканон в XIV титулов пополнен был канонами позднейших соборов. За этой дополнительной переработкой, которая обыкновенно приписывается константинопольскому патриарху Фотию, последовала переработка 1090 г., принадлежащая Феодору Весту. Наряду с этими номоканонами появляются другие, номоканоны эпитимийные (покаянные), или канонарии, существенная черта которых состоит в том, что долгосрочное публичное церковное покаяние, регулированное канонами соборов и отцов церкви, заменяется здесь краткосрочным непубличным покаянием, усиленным разными делами благочестия, как воздержание от вина, мяса, поклоны и т. п. Все эти номоканоны могут быть подразделены на 4 редакции; третья из них по времени принадлежит Никону Черногорцу (см. это сл.), четвертая — Матвею Властарю. В рассматриваемом периоде особое распространение получают еще так наз. синопсисы канонов, то есть сборники, в которых каноны изложены не в полном тексте, а в извлечении. Сокращение, сделанное Гарменопулом, составляет одно из приложений к его Шестикнижию. Другой подобный сборник составлен в 1335 г. иеромонахом Матвеем Властарем (см. это имя), под заглавием: «Алфавитная синтагма всех предметов, содержащихся в священных и божественных канонах». Сочинение Властаря скоро приобрело значение авторитета и до конца XVII в. служило главной настольной книгой для духовенства, судей и вообще юристов греко-славянского Востока. Издана синтагма Властаря в "Σύνταγμα τών θειών καί ίερών κανόνων" Раллиса и Потлиса (т. VI, Афины, 1859), откуда она перепечатана и снабжена латинским переводом в «Patrologia graeca» аб. Миня (т. 144 и 145). Ср. обширную и неоконченную еще статью Н. Ильинского «Синтагма Властаря» (в «Чтениях Общества любителей духовн. просвещения», 1891). В XI и XII в. древние каноны во многих случаях были уже непонятны в подлинном древнегреческом тексте; много было в них и внутренних противоречий. Обнаружилась потребность в комментировании источников церковного права. Наиболее громкую славу приобрели три канониста XII века: Иоанн Зонара, Алексей Аристин и Феодор Вальсамон. Иоанн Зонара, автор хроники от сотворения мира до смерти императора Иоанна Комнена, составил в первой половине XII века комментарий к канонам, сообщая довольно подробные исторические сведения о соборах и порядке древнецерковной жизни, сопоставляя комментируемое правило с другими, касающимися того же предмета, ссылаясь на императорские законы и пользуясь для своих целей книгами Св. Писания и творениями отцов церкви. Алексей Аристин, бывший великим экономом константинопольской церкви в правление Мануила Комнена (1143—1180), составил комментарий к одному из так называемых синопсисов канонов. Главной его задачей было установить ясный и правильный смысл канонов; лишь изредка он делал разные исторические заметки, относящиеся к истории соборов, древнецерковного устройства и древних ересей. Замечательнейшим из канонистов-комментаторов был Вальсамон (см. соотв. статью), пользовавшийся чрезвычайным авторитетом. Толкования всех трех комментаторов напечатаны в "Σύνταγμα" Раллиса и Потлиса.

Покорив Византию, турки предоставили грекам ведаться по своим делам (гражданским) в своих судах; во главе этой юрисдикции поставлен был константинопольский патриарх. Судебная практика, наряду с обычаями, руководствовалась Synopsis Basilicorum, но в особенности Шестикнижием Гарменопула, о тогдашнем значении которого см. Бессарабские законы. В нынешнем Греческом королевстве действует Шестикнижие Гарменопула, наряду с торговым кодексом Наполеона и уголовным уложением 1833 г.; за Базиликами признается вспомогательное значение в случае неполноты или неясности Шестикнижия. Что касается церковного права, то большое распространение получил номоканон, составленный в 1562 г. Мануилом Малаксой. В 1800 г. в Лейпциге, по распоряжению константинопольского патриарха, состоялось официальное издание свода канонического права греческой церкви под именем Пидалион, то есть Кормчая книга. Пидалион действует и в автокефальной элладской церкви. Ср. Никольский, «Греческая кормчая книга Пидалион» (Москва, 1888).

Внутренняя история гражданского византийского права

Внутренняя история гражданского византийского права, с одной стороны, представляет собой процесс постепенного проникновения в законодательство воззрений христианской церкви, с другой стороны, может быть характеризована торжеством начала целесообразности над принципом права. Первая черта отразилась на праве семейственном и отчасти наследственном; вторая наиболее полное свое выражение нашла в вещном праве и в учении о правоспособности лиц. Законодательство эпохи иконоборцев только на время прервало развитие Юстинианова права, но тем не менее успело наложить свой отпечаток на позднейшую эпоху; в области же права семейственного и уголовного оно целиком сохранило свое значение. Именно императорам-иконоборцам суждено было осуществить вполне новое брачное право. Законодательство Юстиниана признавало конкубинат и сообщало законные права детям, от него происходившим; оно допускало развод с правом вступления в новые браки, хотя и ограничило число поводов к нему. Правда, развод по взаимному соглашению, против которого учители церкви ратовали с особой настойчивостью, Юстиниан решительно воспретил, но уже Юстин II восстановил его ввиду частых посягательств на жизнь супругов. Для заключения брака элемент церковного священнодействия совершенно не требовался. Лишь иконоборческое законодательство решительно вступило на путь организации брачных отношений согласно воззрениям церкви. Эклога совершенно не признает конкубината и всякие внебрачные отношения запрещает под страхом телесных и имущественных наказаний; ею окончательно воспрещен развод по взаимному соглашению и решительно провозглашен принцип нерасторжимости брака, причем основания для развода ограничены весьма немногими случаями. Сверх того, она расширила область кровных родственных и духовно-родственных отношений, служащих препятствием к браку. О церковном благословении брака Эклога упоминает, но не считает его еще обязательным; дальнейший шаг в этом направлении сделан был императором Львом Мудрым, который предписал заключать браки не иначе, как с церковным благословением (около 893 г.). Императором Алексеем Комненом это предписание распространено на рабов и на крепостных (1095 г.). В наследственное право и в учение о личных и имущественных отношениях супругов, детей и родителей законодательство иконоборцев также внесло много новых начал, уклоняющихся от суровых римских преданий о власти отца и мужа.

Ср. Zhisman, «Das Eherecht der orientalischen Kirche» (Вена, 1864); А. Павлов, «Личные отношения супругов по греко-римскому праву» (в «Ученых записках Казанского университета» 1865 г.); А. Гуляев, «Предбрачный дар в римском праве и в памятниках византийского законодательства» (Дерпт, 1891).

В области вещного права созданы были новые институты, в интересах фискальных, под влиянием податной системы, сложившейся еще при Диоклетиане. При ожесточенной борьбе с варварами от империи требовалось напряжение всех государственных сил; но одряхлевшее общество оказывалось неспособным к добровольной службе государству. Ввиду этого государство призывает всех уже не граждан, а подданных к обязательной службе. Все жители империи были обложены подушной податью. Наряду с подушной податью стояла подать поземельная, а по масштабу последней установлены были различные натуральные повинности. Вся земля, занятая пашнями, лугами, виноградными и оливковыми садами, была измерена, оценена и подразделена на податные участки; в состав одного участка могли входить земли, принадлежавшие различным собственникам. Каждый такой участок рассматривался как одно целое, ответственное за внесение податей и отправление натуральных повинностей. Если он слагался из земель мелких собственников, то они были связаны круговой порукой, образовывали общину (μητροκωμία), которая имела своего старосту (praepositus) и вносила подати непосредственно в казну. Ответственность за взнос податей и отправление повинностей земледельцами, сидевшими на земле крупных собственников (владения которых обыкновенно выделялись в самостоятельные податные участки), возлагалась на землевладельцев. Непосильная тяжесть податей и отсутствие безопасности от нашествия варваров заставляли сельское население покидать насиженные земли, которые оставались невозделанными; крупные собственники, не получая никаких доходов, во избежание уплаты податей бросали свои владения — а так как в империи крупное землевладение преобладало, то государственная казна пустела. Бедствие это с особой силой проявилось при Константине Великом, который принял ряд мероприятий, преследовавших двоякую цель: 1) обеспечить поступление податей и с таких земель, которые сделались бездоходными, а также предупредить возможное обесценение земли; 2) обеспечить за крупными собственниками возможность уплаты податей с их земель, обрабатываемых мелкими арендаторами, за которых они должны были вносить и подушную подать. Для достижения первой цели созданы были институты приписки или принудительного присвоения (έπιβολή) и предпочтительной покупки (προτίμηδις); преследование второй цели привело к созданию крепостного права. Институт приписки заключался в том, что земля, сделавшаяся бездоходной и в податном отношении неплатежеспособной, принудительным образом приписывалась к доходной земле другого собственника (в пределах того же податного участка) и передавалась ему в собственность, при чем на него возлагалась обязанность вносить все причитающиеся с нее подати и повинности. При Юстиниане такая приписка была мерой весьма обычной; но так как в конце концов она только уменьшала платежеспособность и доходных земель, то впоследствии она получила значение экстраординарной меры, а при позднейших императорах (Комненах), когда к взиманию податей стала применяться откупная система, приписка совершенно вышла из употребления, хотя о ней упоминает еще Гарменопул. Право предпочтительной покупки, формулированное новеллой Романа Лакапина (922), является характернейшим институтом византийского права. Согласно этой новелле при отчуждении недвижимости собственник обязан предварительно предложить покупку ее пяти категориям лиц, которые последовательно могут устранить всякого постороннего покупщика. Общая черта всех этих категорий лиц заключается в том, что все они заинтересованы в податной платежеспособности земли, потому ли, что они состоят или были собственниками ее по наследованию или покупке, или потому, что они просто с ней соседи. С течением времени фискальный характер института стушевался, но сам институт сохранился до настоящего времени (Греция, Бессарабия). Земли крупных землевладельцев обрабатывались, большей частью, мелкими арендаторами или половниками, которым при Константине Великом запрещен был переход от одного землевладельца к другому. Так создалось крепостное право, или так наз. колонат (см. это сл.). Все земледельческое население оказалось прикрепощенным к земле, за исключением тех землевладельцев-мелких собственников, которые, оставаясь лично свободными, организовались в подневольные общины. С этими подневольными общинами переплетались семейные общины славян, которые с первой половины VII века массами оседали на землях Византийской империи. Такие массовые вторжения в сельское население свободных свежих элементов должны были изменить весь его строй и отразиться на крепостном праве. В законодательстве Юстиниана колонат является институтом уже вполне сложившимся. Закона, которым бы он отменялся, до нас не дошло, но земледельческий устав времен императоров-иконоборцев совершенно не знает крепостного права. Этому уставу известны лишь две категории крестьян: свободные крестьяне-собственники, живущие общинами, и зависимые крестьяне, сидящие на владельческой земле, но обладающие правом свободного перехода, след., не крепкие земле. И по издании Базилик крестьяне остаются разделенными на две категории: на свободных, но податных крестьян и на крестьян зависимых (парики, πάροικοι). Эти зависимые крестьяне неизбежно должны были превратиться в крепостных уже в силу того правила Юстинианова законодательства, восстановленного императорами Македонской династии, по которому крестьянин, просидевший на владельческой земле тридцать лет, становился крепок земле. Затем в крепостных превращались даже вольные крестьяне-общинники, которые в полном общинном составе попали под власть или добровольно поддались под покровительство какого-нибудь сильного человека. Это случалось частью вследствие большой нужды, как, напр., во время голода и мора, свирепствовавшего в 927—933 годах, частью вследствие постепенного расширения монастырского и церковного землевладения, частью, наконец, вследствие императорских пожалований и появившейся уже в XI веке системы кормлений, или проний (Πρόνοια). Прония есть пожалование земли, преимущественно в вознаграждение за военные заслуги и под условием продолжения военной службы. Она вполне соответствует западной бенефиции; но в Византии прония не развилась в феодальную систему. Отдача земли в пронию была средством эксплуатации общинных земель в целях военных и финансовых. Владение прониара было изъято из ведомства местной административной власти; прониар облекался полицейскими, судебными, финансовыми и др. полномочиями, в том числе и правом собирать в пронии подати и пошлины и часть их удерживать в свою пользу; крестьянское население становилось в зависимые отношения к помещику-прониару, было обязано платить ему оброк и отбывать в его пользу барщину.

В области обязательств В. право располагало ценным наследием классической юриспруденции, которое, однако, в Византии подверглось только вырождению. Объясняется это характером византийцев, заботившихся не столько об исполнении своих обязательств, сколько о том, как бы обойти и обмануть своих контрагентов. В результате взаимного недоверия получалось исключительное господство формальных договоров, заключаемых в письменной форме, при участии 7 или 5 свидетелей. Новелла Льва Мудрого постановляла, что всякий договор должен быть снабжен условием о неустойке. Ничтожное развитие договорно-обязательственных форм указывает на ненадежность кредита личного и вещного; оно порождало высокий размер процента, препятствовало развитию промышленности и торговли и созданию независимого городского промышленного класса. К этому должно присоединить бюрократизм управления и фискальный характер византийского землевладения, угнетавшего крестьянство.

Уголовное право в Византии еще при Константине Великом обогатилось новым видом преступлений, именно преступлениями против веры и церкви, число которых сильно возросло при Юстиниане. Законодательство иконоборцев произвело в этой области глубокий переворот и сохранило свое значение и по реставрации Юстинианова права. Эклога Льва и Константина признала наказуемость лжеприсяги, окончательно отрешилась от воззрения на кражу как на нарушение частного права, а главное — преобразовала систему наказаний. Характеристическая черта этой системы — обилие телесных и членовредительных наказаний (отсечение рук, урезание языка и т. п.), которые допускались уже в позднейшем римском праве, но только в немногих случаях. Ввиду того, что Эклога сохранила лишь простой вид смертной казни (обезглавливание), что она почти не знает конфискации имущества, что сами членовредительные наказания введены были вместо смертной казни, некоторые писатели (Цахариэ, Васильевский) признают, что исаврийские императоры имели основание говорить в заглавии Эклоги о большем человеколюбии своего законодательства. Но именно в воззрении на членовредительные наказания как на наказания сравнительно мягкие заключается главный недостаток этой системы. Членовредительные наказания заменили собой не одну только смертную казнь; они заступили место и других, действительно мягких наказаний (денежных штрафов), а частое публичное применение их неизбежно приводило к ожесточению нравов.

Рецепция (усвоение) византийского права

Рецепция (усвоение) византийского права прежде всего имела место на Востоке, где от Египта до Армении действовал недавно открытый Римско-сирийский законник; составленный в конце V стол. (ср. Bruns и Sachau, «Syrisch-römisches Rechtsbuch», Берл., 1880), послуживший источником для армянского сборника Мехитара Гоша (см. это сл.), а через его посредство проникший и в Грузию (см. Вахтангов сборник). Византийское право действовало и среди армянских общин в Польше. Многие положения из Римско-сирийского законника перешли в судебник, составленный для львовских армян и утвержденный польским королем Сигизмундом I. Ср. Bischoff, «Das alte Recht der Armenier in Lemberg» (Вена, 1862). На византийском праве основан был и Армянский судебник, которым до открытия Таганрогского окружного суда (1869) руководствовался нахичеванский магистрат при рассмотрении дел между местными армянами. Ср. К. Алексеев, «Изложение законоположений, заключающихся в Армянском судебнике» (М., 1870; из «Чтений в Общ. истории и древн. росс.»). Византийское право оказало некоторое влияние и на законодательство турецкое. В полном объеме оно было усвоено в Молдавии и Валахии, о чем см. Бессарабские законы. От византийского права не отрешились еще кодексы, изданные в 1816 году для Молдавии, а в 1818 г. — для Валахии, но с 1865 г. Румыния имеет единый кодекс, составленный по образцу французского Code civil. В славянские земли византийское право проникло вместе с христианством и прежде всего в Болгарию. Уже в эпоху обращения болгар и моравов одновременно с переводом богослужебных книг на славянский язык сделан был и перевод Номоканона Схоластика. Одновременно с возникновением сербского государства сын его основателя, принявший монашество под именем Саввы, составил Кормчую книгу, для которой перевел Синопсис канонов с толкованиями Аристина, весь Прохирон и в состав которой ввел еще Номоканон в XIV титулов и некоторые новеллы Алексея Комнена и Юстиниана. Ср. Архим. Н. Дучич, «Кормчиjа морачка» (Белград, 1877; в VIII-й книге «Гласника српског ученог друштва»); Никодим Милаш, «Кормчиjа Савинска» (Задар., 1884). В кодификационной деятельности Стефана Душана (1336—1355; см. это имя) новейшие исследователи видят формальную рецепцию византийского права с некоторыми изменениями, соответствующими особенностям сербского быта. Ср. Т. Флоринский, «Памятники законодательной деятельности Душана» (Киев, 1888). — Первое знакомство русских с византийским правом относится еще ко времени, предшествовавшему принятию христианства: византийскими элементами проникнуты договоры русских с греками X века, регулировавшие отношения русских и греков во время пребывания первых в Царьграде. Ср. об этом статью проф. Сергеевича в «Журнале Мин. народн. просвещ.» 1882 г. № 1. С принятием христианства в Россию занесены были греческим духовенством сборники византийского права, церковного и светского. После исследований А. С. Павлова («Первоначальный славяно-русский номоканон», Казань, 1869) признается несомненным, что на Руси с самых первых времен существования христианства были известны в славянском переводе оба Номоканона, употреблявшиеся в византийской церкви: Номоканон в 50 титулов и Номоканон в 14 титулов. Первый из этих Номоканонов был переведен на славянский язык еще до крещения Руси, в эпоху обращения в христианство болгар и моравов, и в русских списках неизменно удерживал свою первоначальную болгарскую редакцию. Номоканон же в XIV титулов в его древнейшей редакции был переведен на Руси, вероятно, при Ярославе I. Одновременно с Номоканонами в Россию были занесены и др. памятники В. законодательства (Эклога, под названием «Главизн премудрых и верных царей Леона и Константина», и Прохирон, под именем «Градского закона»), которые вместе с Номоканонами входили в состав древних сборников, известных под названием Кормчей Книги (см. это сл.). При первых же христианских князьях перешел к нам и «Закон судный людем», составленный частным лицом в Болгарии, вероятно, до конца IX века. Это — переделка 17-го титула исаврийской эклоги, то есть устава о преступлениях и наказаниях, приспособляющая византийское уголовное законодательство к быту варварского народа, принимавшего христианство. Составитель приводит византийские членовредительные и др. наказания, но вместо них нередко назначает публичное церковное покаяние (отдачу в пост). В позднейших рукописных сборниках встречается распространенная редакция «Закона судного», под именем «Судебника царя Константина» (то есть Великого). Составитель ее вычеркнул отдачу в пост по церковному закону, сохранив только наказания членовредительные. Эта работа имеет характер не законодательного устава, рассчитанного на практическое применение, а келейно-умозрительного упражнения, которое сделано каким-нибудь духовным лицом, может быть, уже на Руси, а не у южных славян. Распространенная редакция «Закона судного» по пергаментному списку XIV в. издана Дубенским в «Русских достопамятностях» (ч. 2, Москва, 1843). Список XVI в., напечатанный Строевым в «Софийском временнике» и впоследствии перепечатанный в 6-м томе «Полного собрания русских летописей» (СПб., 1853), представляет собой попытку согласовать разночтения двух различных редакций. О «Законе судном» ср. Н. С. Суворов, «Следы западно-католического церковного права в памятниках древнего русского права» (Яросл., 1888) и А. С. Павлов, «Мнимые следы католического влияния в древнейших памятниках югославянского и русского права» (в «Чтениях Общ. любителей духовн. просвещения», 1891, ноябрь и декабрь). Отсутствие толкований и неудобовразумительность славянского перевода давали себя чувствовать в церковной практике, вследствие чего киевский митрополит Кирилл II обратился в Болгарию за новыми книгами и, получив оттуда сербскую кормчую св. Саввы, представил ее Владимирскому собору 1274 г. Через сербскую кормчую к нам перешли: «Закон Моисеев» (выборка из Исхода, Левита, Числ и Второзакония), некоторые церковные новеллы Алексея Комнена и полный перевод Прохирона (об особенностях этого перевода, не всегда точного, см. статью Зигеля в «Мефодиевском юбилейном сборнике», изданном Варшавским университетом; Варшава, 1885). В 1649 г. приступлено было к официальному изданию Кормчей книги. Практическим источником нашего церковного права является еще один памятник византийского происхождения — Номоканон, который с 1639 г. печатается при большом Требнике. Впервые этот сборник напечатан был в Киеве в 1620 г., под названием: «Номоканон или законное правило», Памвой Берындой, который издание свое сделал с рукописи, принесенной в Киев с Афона. Это — покаянный устав, составленный по труду Матвея Властаря. Ср. А. Павлов, «Номоканон при большом Требнике» (Одесса, 1872), и М. Горчаков, «К истории епитимийных номоканонов православной церкви» (СПб., 1874). Кроме того, в древней Руси были известны и другие юридические сборники византийского происхождения. Интересна по своему содержанию и историческому значению компиляция, относящаяся к концу XII или началу XIII века и носящая в рукописях название «Книги законные, ими же годится всякое дело исправляти всем православным князем». В состав ее входят: 1) «Закони земледельнии от Оустиниановых книг» — земледельческий устав (νόμος γεωργικος); 2) «Закон о казнех»; 3) «Закон о разделении браком», то есть о причинах развода и 4) «Главы о послусех»; три последние отдела заимствованы из Прохирона и Эклоги. Переводчик не только перелагает на русский язык отдельные византийские термины, имевшие техническое значение, но и делает в тексте иноземных законов некоторые изменения, сокращения и дополнения в видах приспособления их к pусск. быту и понятиям. Прямых свидетельств о практическом применении земледельческого устава (остальные части компиляции были известны из Кормчей) мы не имеем, но весьма вероятно, что он применялся в духовных судах, в особенности по отношению к крестьянам, сидевшим на землях духовенства. Первое полное издание «Книг законных» было сделано в 1768 г. С. Башиловым (см.); затем в 1805 г. первая часть этого сборника напечатана была Максимовичем в его «Указателе российских законов» (т. II, М.), где она помещена в виде продолжения известного церковного устава, приписываемого великому князю Ярославу I, и над обоими памятниками поставлено одно общее заглавие: «Устав великого князя Ярослава Владимировича о церковных судах и о земских делах». Заглавие это было источником недоразумений для русских ученых. Лишь в новейшее время А. С. Павлов окончательно доказал, что мнимый устав Ярослава о земских делах есть не что иное, как первая часть «Книг законных»; он же в соч. «Книги законные» (СПб., 1885 г.) издал полный славянский текст этой компиляции и подыскал к нему наиболее соответствующий греческий подлинник. Другой юридический сборник, по своему характеру и содержанию весьма близкий к «Книгам законным», появился у нас в конце XIII или в начале XIV в. под названием «Мерила праведного»; этот сборник составлен был из готового славянского материала, заимствованного из Кормчей, и должен был служить как нравственным наставлением, так и юридическим руководством для судей. Ср. статью Н. Калачова в его «Архиве историко-юридических сведений, относящихся до России» (кн. I, М., 1850). Одновременно с печатанием Кормчей патриарх Никон поручил одному из ученых юго-западной Руси, Епифанию Славинецкому, новый перевод памятников византийского права. Перевод, сделанный Епифанием, остался в рукописи, которая положена была в «патриаршей казне» для удобства желающих читать и списывать ее.

Рецепция византийского права в России

Рецепция византийского права в России ни по своему ходу, ни по данным ей результатам не может идти в сравнение с рецепцией римского права на Западе. На Западе лишь в первоначальных своих стадиях рецепция римского права была связана с традицией церкви; позже юристы вносили в область гражданских правоотношений частное право, отрешенное от элементов религиозного и публичного свойства. Это право часто приходило в столкновение с народными воззрениями, вытесняло народные обычаи, но и со своей стороны подвергалось влиянию обычного права. Совсем не то было в России. Прежде всего, к нам проникли лишь разрозненные отрывки римской системы. Главными представителями ее были Эклога и Прохирон; между тем, в этих памятниках совершенно отсутствуют многие основные институты гражданского права, в особенности права вещные, а права обязательственные представлены крайне неудовлетворительно. Да и то, что в Россию проникло, дошло к нам в византийской обработке, представляющей смешение элементов светских и вероисповедных, права частного и публичного. Уже по одному этому рецепция византийского права не могла привести к созданию у нас целой системы частного права. Проводником В. права являлось у нас духовенство, применявшее его в церковном суде. Сообразно с компетенцией этого суда влиянию В. законодательства подверглось у нас преимущественно право семейственное и наследственное. В этих же сферах проявлялось влияние духовенства и на законодательную деятельность князей. Так, все положения Русской Правды об опеке и наследовании супругов воспроизводят начала Эклоги. Под влиянием В. права возник институт душеприказчиков, сделан был первый шаг к различению детей законных и незаконных, к ограждению личной и имущественной самостоятельности жены и проч. В московскую эпоху В. право применялось непосредственно только духовными судами; светские учреждения знали его лишь постольку, поскольку оно отражалось в государевых указах, а потому влияние его на практику не могло получить решающего значения. На указной деятельности московских государей оно отражалось также в меньшей степени, чем в Руси домосковской. Тем не менее многие статьи уложения 1649 г. заимствованы из византийского права, именно из Градского закона (Прохирона), как об этом свидетельствует и хранящийся в Оружейной палате подлинный список уложения, в котором против каждой статьи указан ее источник. Ср. Забелин, «Сведения о подлинном уложении царя Алексея Михайловича» (в «Архиве историко-юридических сведений» Калачова, кн. I, М., 1850). Некоторые из этих статей уложения перешли в Свод Законов, так что в ныне действующем т. Х ч. 1 (изд. 1887 г.) имеются статьи, представляющие собой буквальное воспроизведение положений Прохирона (ст. 445, 1707, 1708, 2068), и другие, которые на Прохироне основаны (ст. 976, 1322, 2063, 2065, 2067, 2201). Общие замечания о рецепции В. права в домосковской Руси см. в сочинении Н. Л. Дювернуа «Источники права и суд в древней России» (М., 1869, стр. 315—331). Несравненно глубже было влияние духовенства, руководствовавшегося византийскими законами, в области права уголовного. До принятия христианства на Руси господствовал материальный взгляд на преступление как на причинение обиды и вреда. Духовенство вносит новое воззрение — формальное; преступление становится нарушением предписаний закона, на первый раз — закона церковного. Этот взгляд на преступление нашел свое выражение сначала только в церковных уставах св. Владимира и Ярослава, составленных под сильным влиянием «Закона судного людем». В уставе св. Владимира запрещаются многие деяния только потому, что они не допускаются церковными законами, напр. моление у воды, волшебство и проч. Начинает проникать к нам и система наказаний, заимствованная из Эклоги, а именно смертная казнь, телесные и членовредительные наказания. Первоначально народно-русская система денежных штрафов оказывается более сильной, и даже в церковных уставах находит себе место выкуп. Преступления взяты из византийских сборников, а наказания — русские. В «Русской Правде» из византийских наказаний заимствованы только поток и разграбление, то есть ссылка преступника с конфискацией его имущества; в Двинской и Псковской судных грамотах встречается уже смертная казнь. В москов. Руси наказание все более теряет характер частного вознаграждения. Телесные наказания, болезненные и членовредительные, совершенно вытесняют денежные штрафы; смертная казнь получает широкое развитие. В то же время в системе наказаний происходит и другая существенная перемена. В памятниках домоск. Руси, напр. в «Русской Правде», господствует система безусловно определенных наказаний. В памятниках моск. государства, как и в Эклоге, часто встречаются наказания неопределенные: предписывается чинить наказание по усмотрению, как «государь укажет», или «наказати смотря по вине», или «чинить жестокое наказание, что государь укажет»; кнут и батоги назначаются обыкновенно без обозначения меры, но иногда прибавляется «нещадно». В ныне действующем уложении о наказаниях (изд. 1885 г.) имеется положение, заимствованное из византийского права: это — статья 94, установляющая уголовную невменяемость для детей, не достигших семилетнего возраста. Это положение вошло в новоуказную статью «О убийственных делах» (1687 г.) (Полное Собрание Законов, № 441), которая вся основана на Прохироне и на него ссылается.

Систематическое изучение В. права на Западе началось с XVI стол., когда убедились, что греческие юридические рукописи, занесенные в западные библиотеки после падения Константинополя, представляют собой незаменимое пособие для восстановления текста Юстиниановых книг; кроме того, они содержали в себе подлинный текст древнейших памятников церковного права. Прежде всего приступлено было к изданию и переводу главнейших памятников греко-римского права. На этом поприще в XVI и XVII столетиях наиболее прославились: немцы Haloander († 1531), Leunclavius († 1593) и Freher († 1614), голландец Viglius Zuchemus († 1577), испанец Антоний Августин († 1586), французы — Бонефидий (Bonnefoi, † 1574), Куяций (Cujacius, Cujas, † 1590), Христофор Justel († 1649) и сын его Генрих († 1693), Воэль (Voellus, Voel), Fabrotus (Fabrot, † 1659), англичанин Beveridge († 1708) и др. У всех этих ученых слаба критика текста. Руководимые смутными представлениями о превосходстве текста более полного над менее полным, издатели нередко собирали из разных рукописей части сходных, по их мнению (а на самом деле иногда весьма различных), памятников и, кое-как спаивая их, составляли из них воображаемый полный текст. К числу таких самодельных произведений принадлежит, напр., Эклога Льва Исавра и Константина Копронима, напечатанная в Леунклавиевском сборнике («Juris Graeco-Romani tam canonici quam civilis tomi duo», Фpaнкф., 1596), пользовавшемся громкой славой на Западе и еще большей на востоке. Об истории издаваемых памятников и их содержании едва говорилось в предисловиях. Отдельные замечания встречаются в комментариях на книги Юстиниана, особенно у Куяция, подавшего блестящие примеры тому, как следует пользоваться византийскими юридическими памятниками для восстановления текста Юстинианова права; но эти замечания делались всегда вскользь, мимоходом, часто без всяких доказательств. Первое более подробное, но совершенно не критическое сочинение о внешней истории византийского права принадлежит везонскому епископу Суарезу (Suarez, † 1677; Notitia Basilicorum, в первый раз вышедшая в свет во главе Фабротова издания Базилик). Отсутствие правильных воззрений на памятники византийского права особенно вредно отразилось на «Bibliotheca Juris Orientalis canonici et civilis» (Рим, 1762-66), где встречается совершенно неверная классификация замечательнейших рукописей Ватиканской библиотеки. Новую дорогу для успешного хода занятий по внешней истории византийского права проложил Рейц (Guilielmus Otto Reitz, † 1769). Он не только подал пример критического издания текста источников (Парафраз Феофила), но в примечаниях, введениях и приложениях к ним пролил новый свет на историю византийских юридических памятников. Новое критико-историческое направление в области науки В. права явилось отголоском школы Савиньи и Эйхгорна и наиболее блестящих представителей нашло в лице Бинера (см. это имя) и Витте (см. это имя), разъяснивших много темных вопросов в истории византийских памятников, тогда как братья Геймбахи (см. это имя) неутомимо трудились над критическим их изданием. Более всех содействовал успешной разработке В. права Цахарие фон Лингенталь (см. это имя). В то же время необходимость исторического изучения действующего права современной Греции привела к обширному изданию, предпринятому президентом афинского ареопага (кассационного суда) Раллисом при участии адвоката и профессора Потлиса: «Σύνταγμα τών θειών καί ίερών κανόνων» (Афины, 1852—1859). Критические издания источников и специальные о них исследования подготовили почву для разработки общей внешней истории византийского права. Задача эта выполнена Мортрелем (Mortreil) в его «Histoire du droit byzantin ou du droit romain dans l’empire d’Orient, depuis la mort de Justinien jusqu'à la prise de Constantinople en 1453» (П ар., 1843-46; новое изд. 1877) и Геймбахом, в обширной статье в энциклопедии Эрша и Грубера (1-я серия, т. 86-87, Лейпц., 1868-69). На основании этих трудов русский профессор Д. Азаревич составил свою (внешнюю) «Историю В. права» (2 вып., Яросл., 1876-77). Внутренняя история В. права блестяще разработана Цахариэ в «Geschichte des Griechisch-römischen Rechts» (2 изд., Берл., 1877); главы о недвижимой собственности, совершенно переработанные для приготавливаемого им 3-го издания, напечатаны в «Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte» 1888 г. Новый, незатронутый еще элемент в В. праве — влияние обычаев Греции и Востока — стремится проследить L. Mitteis, «Reichsrecht und Volksrecht in den ö stlichen Provinzen des röm. Kaiserreichs» (Л ейпциг, 1881). Отсутствие других работ по внутренней истории византийского права объясняется тем, что она не представляет интереса для западных юристов. Для них памятники византийского законодательства важны лишь постольку, поскольку они дают материал для восстановления и критики текста Юстиниановых книг. В этом отношении ими широко пользовались издатели Corpus juris civilis, в особенности новейшие: Моммзен, Крюгер и Шёлль. При исследовании самого содержания сочинений римских юристов западные ученые совсем не пользуются византийскими памятниками; но что последние могут оказаться небесполезными и в этом отношении, доказывают опыты, представленные Цахариэ в «Zeitschrift der Savigny-Stiftung für Rechtsgeschichte» 1885, 1887 и 1889 гг. Понятно, что для русских ученых В. право имеет несравненно большее значение ввиду исторической роли его в нашем отечестве. Первое специальное исследование о судьбах В. права в России — «Обозрение Кормчей Книги» барона Розенкампфа (Москва, 1829; 2-е изд. СПб., 1839) — явилось в связи с работами по составлению Свода Законов. Дальнейшие работы русских юристов явились отголоском зарождения исторической школы правоведения на Западе. Сюда относятся труды Н. И. Крылова, Н. В. Калачова и К. А. Неволина (см. эти имена). Академик Куник в «Записках Академии наук» 1853 г. горячо ратовал за изучение В. мира и в этом видел даже национальную задачу русской науки. По поручению Академии наук А. Энгельман составил сочинение «Об ученой обработке греко-римского права» (СПб. 1857), к которому приложен указатель литературы предмета с 1825 г. Это сочинение должно было служить как бы введением к дальнейшим работам русских юристов. Но ожидания не оправдались. Первая небольшая, но весьма замечательная работа о судьбах В. права у славян принадлежит польскому ученому Р. Губе: «О znaczeniu prawa rzymskiego i rzymsko-byzantyńskiego u narodów słowiańskich» (Варшава, 1868; французский перевод, Париж, 1880). Лишь в новейшее время А. С. Павлов приступил к изданию славянских текстов параллельно с греческими подлинниками, без чего немыслимы систематические работы в рассматриваемой области. Остальные наиболее значительные работы по истории византийского права вышли в России из-под пера не юристов, а историков: В. Г. Васильевского (см. это имя) и Ф. И. Успенского (см. это имя), много сделавших для исследования византийского землевладения, в складе которого они стремятся обнаружить славянские элементы.

А. Я.

Византийское искусство

Византийское искусство. — Перенесение Константином Великим резиденции римских императоров в Византию, имевшее последствием распадение империи на две части и обособление Востока от Запада, составляет одно из важнейших событий всемирной истории вообще и истории искусства в частности. Тогда как древний Рим под влиянием нашествия варваров на Италию и разложения всего строя античной жизни быстро утрачивал свое величие, новая столица приобретала все большее и большее значение и вскоре сделалась средоточием блестящей цивилизации, распространившейся отсюда на весь Восток и даже на западные страны. Уже с первых лет своего существования Византия, стараясь превзойти Рим в отношении изящества и роскоши, начала украшаться величественными сооружениями и всяческими произведениями искусства, для исполнения которых стекались в этот город лучшие художники отовсюду. Возникшее здесь искусство вследствие религиозных, политических и бытовых условий приняло особый склад, в котором к греко-римским элементам примешивались в сильной степени восточные веяния. Достигнув полного своего расцвета в первой половине VI века, при Юстиниане, В. искусство продолжало цвести до начала XIII в. и вступило в состояние упадка только по занятии Константинополя латинянами. В этот долгий период времени оно создало много замечательных памятников, как в столице, так и в областях Восточной империи, и успело дать от себя отпрыски в Армении, России, самой Италии и далекой Франции, сообщить многие мотивы свои арабскому и турецкому искусствам и сберечь в темную пору Средних веков античные предания и технические приемы, облегчившие потом первые шаги искусству эпохи Возрождения.

Рассмотрим, прежде всего, характерные черты византийского зодчества. Заимствовав формы от античной архитектуры, оно постепенно их видоизменяло и в течение V в. выработало, преимущественно для храмоздательства, тип сооружений, по плану и всей конструктивной системе существенно отличающийся от типа древнехристианских базилик. Главную его особенность составляет употребление купола для покрытия средней части здания (центрально-купольная система). Купол был уже известен в языческом Риме, равно как и на Востоке (напр. в Сирии), но в большинстве случаев помещался на круглом основании; если же основание было квадратное или многогранное, то между ним и куполом не существовало надлежащей органической связи. Византийцы первые удачным образом разрешили задачу помещения купола над основанием квадратного и вообще четырехугольного плана, а именно посредством так назыв. парусов, или пандантивов. В чем заключалось это усовершенствование — могут объяснить прилагаемые здесь схематические чертежи.

Черт. 1, 2, 3

Если взять параллелепипед а (черт. 1) и покрыть его куполом в виде сферического сегмента б, то низ не будет вязаться с верхом: купол будет подпираться только четырьмя точками вертикальных стен, и внутри сооружения образуются впалые углы, вредящие впечатлению легкости и гармоничности сооружения.

Дабы устранить это неудобство, византийские зодчие стали срезывать углы параллелепипеда (черт. 2) таким образом, что верхние части его стен приняли дугообразную форму; купол стал покоиться на вершинах этих четырех дуг и связываться с нижней частью сооружения сферическими треугольными поверхностями (m, m, m, m), лежащими между этими дугами и похожими на надутые снизу треугольные паруса (отсюда — название этого архитектурного элемента). Не довольствуясь этим, для придания куполу характера еще большей легкости начали вместо прямых отвесных стен нижнего сооружения строить полукруглые в плане ниши, оканчивающиеся вверху, у купола, полусферическими поверхностями таким образом, что купол держался на вершинах арок этих ниш и на четырех массивных столбах, подпирающих паруса. Эта средняя часть регулировала прочие части сооружения, как то видно на черт. 3.

Подобная система постройки применялась преимущественно в храмах, представлявших в плане вообще соединение пяти квадратов в виде равноконечного (так назыв. греческого) креста: над средним квадратом находился купол (а), в боковых квадратах — открывающиеся в это среднее пространство ниши (б, б, б, б); квадраты же (в, в, в, в,), занимающие собой промежутки между оконечностями креста, представляли придаточные части, обыкновенно более низкие, чем сам крест. Наконец, к восточной стороне храма пристраивалась полукруглая апсида для алтаря, а к западной — притвор (нартекс). В первое время византийский купол имел довольно плоскую форму, потом — более возвышенную, но стоял непосредственно на арках и парусах; впоследствии между ними и куполом явился цилиндрический барабан (тамбур), так что здание увенчивалось уже не сегментом сферы, а возвышенной главой. Нередко здание имело, кроме купола или главы над средним пространством, еще два, четыре и даже больше куполов или глав над побочными пространствами. Внутри византийских храмов вокруг среднего подкупольного пространства, за исключением алтарной стороны, шла галерея вроде того, что мы называем теперь хорами. Она назначалась для женщин, присутствующих при богослужении, и потому называлась гинекеем. Снизу эту галерею поддерживали колонны, антаблемент которых был, однако, не горизонтальный, а состоял из полуциркульных арок, перекинутых с колонны на колонну. Капители колонн в византийской архитектуре в большинстве случаев лишились абаки и приняли оригинальную форму усеченной четырехгранной пирамиды, обращенной меньшим основанием вниз и покрытой не особенно выпуклой орнаментацией, мотивы которой составляют акантовые листья и другие офантазированные формы растительного царства; нередко этот орнамент обведен по ребрам пирамиды узорным бордюром. Ступни арок нередко опирались не прямо в капители, но между ними и последними помещалась как бы вторая капитель, похожая на куб со скошенными книзу боковыми гранями, украшенная также орнаментом (см. табл. Византийское зодчество, рис. 4).

Вообще внутренность здания не отличалась богатством и сложностью архитектурных деталей, но зато его стены облицовывались снизу дорогими сортами мрамора, а вверху, точно так же, как и своды, обильно украшались позолотой, мозаичными изображениями на золотом фоне, или фресковой живописью. Снаружи здание представляло два яруса продолговатых окон с округленным верхом, расположенных соответственно двум этажам сооружения. Эти окна иногда группировались попарно или по три, причем части каждой группы отделялись одна от другой небольшой колонкой, а сама группа была обрамлена фальшивой аркой. Кроме окон в стенах, для освещения здания служили окна в куполе, у самого его основания, или в тамбуре главы.

Указанные систему и формы византийское зодчество усвоило себе, разумеется, не вдруг, а постепенно, и не везде применяло вполне, без тех или других отступлений от общего объясненного нами типа. Первые проявления византийского архитектурного стиля мы видим в некоторых храмах Равенны, а именно в соборной крестильнице, выстроенной приблизительно в 430 г. по несложному плану правильного восьмиугольника; затем — в усыпальнице Галлы Плацидии (ныне ц. св. Назария и Кельсия), первом примере храма с крестообразным планом и с куполом над средним пространством (сооруж. около 450 г.), и в церкви св. Виталия (528—547 гг.), в которой прекрасно разрешена задача сооружения по восьмиугольному плану. Эти архитектурные памятники не представляют еще настоящих элементов центрально-купольной системы. Мы находим ее впервые ясно примененной в константинопольской церкви св. Сергия и Вакха (527—565), составляющей, так сказать, переход от вышеупомянутых зданий к главному, великолепнейшему памятнику византийской архитектуры — храму св. Софии, сооруженному Юстинианом в 532—537 гг. в память об усмирении бунта, во время которого этот государь чуть было не лишился престола. Главными строителями св. Софии были Анфимий из Траллеса и Исидор из Милета. Под их руководством трудилось ежедневно по 10000 рабоч. Император, горячо принимая к сердцу предприятие, желал, чтобы воздвигаемая церковь превзошла величиной и роскошью все когда-либо существовавшие храмы, и не останавливался ни перед какими расходами на нее: золото, серебро, слоновая кость и дорогие породы камней были употреблены для ее украшения в огромном количестве; со всех концов империи свозились колонны и глыбы редких мраморов, шедшие на ее убранство. Невиданное и неслыханное великолепие храма до такой степени поражало народную фантазию, что сложились легенды о непосредственном участии в его сооружении небесных сил. Через 20 лет по торжественном освящении св. Софии землетрясение повредило создание Анфимия и Исидора, в особенности купол; здание подперли контрфорсами, от которых оно утратило свой прежний вид, купол же сложили вновь, причем сделали его более возвышенным. В таком виде св. София просуществовала до завоевания Константинополя турками (в 1453 г.), которые обратили ее в свою главную мечеть, закрыв мозаичные изображения на ее стенах штукатуркой, уничтожив в ней престол, алтарную преграду и прочие принадлежности христианского культа и обезобразив ее наружность разными пристройками. Несмотря на все эти искажения, св. София и в настоящем своем виде возбуждает удивление в каждом посещающем ее путешественнике. Она представляет (см. табл., рис. 1, 2 и 3) в плане продолговатый четырехугольник (75,6 м дл. и 68,4 м шир.), образующий три корабля: средний — широкий, боковые — более узкие.

Византийское зодчество.
1. Внутренность храма св. Софии (Премудрости Божией) в Константинополе. 2. Капитель храма св. Софии в Константинополе. 3. План храма св. Софии в Константинополе. 4. Капитель церкви св. Виталия в Равенне. 5. План храма св. Марка в Венеции. 6. Капитель церкви св. Димитрия в Салониках. 7. План церкви св. Ирины в Константинополе.

Середина широкого корабля, квадратная в основании, ограничена по углам четырьмя массивными столбами, подпирающими громадные арки, и покрыта довольно плоским куполом 30 м в диаметре, вершина которого отстоит на 51 м от пола. К этому подкупольному пространству примыкают с востока и запада две колоссальные ниши с полусферическим верхом: в восточную нишу открываются своими арками еще три меньшие ниши, из которых средняя, служившая алтарной апсидой, глубже остальных и выступает из общего плана храма в виде полукружия; к западной большой нише примыкают также три ниши; из них средняя, представляющая вверху не полусферический, а обыкновенный коробовый свод, содержит в себе три двери, ведущие в пристроенные к храму внутренний и внешний притворы (esonartex и exonartex), впереди которых некогда находился теперь несуществующий двор, обнесенный галереей с колоннами. Подкупольное пространство с северной и южной сторон сообщается с боковыми кораблями с помощью арок, поддерживаемых колоннами; под этими арками идет еще по ярусу подобных же арок, которыми открываются в подкупольное пространство устроенные в боковых кораблях галереи гинекея, а еще выше — громадные арки, поддерживающие купол, заделаны прямой стеной с окнами, расположенными в три ряда. Кроме этих окон, внутренности храма дают обильное, хотя и несколько рассеянное освещение 40 окон, опоясывающих основание купола, и по пяти окон в больших и малых нишах. Отсылаем желающих поближе познакомиться с этим предметом к сочинениям Зальценберга «Altchristliche Baudenkmale von Constantinopel» (1854) и Кинкеля «Mosaik zur Kunstgeschichte» (1876); со своей же стороны заметим только, что этот храм может считаться высшим выражением византийского искусства в той стадии развития, до какой достигло оно при Юстиниане и ближайших его преемниках. Современники восторгались этой дивной церковью, художники вдохновлялись ею, и она сделалась прототипом храмовых сооружений не только для Константинополя, но и для всего Востока; даже впоследствии турки старались подражать ей при постройке своих мечетей. Впрочем, последующие византийские зодчие не довольствовались простым копированием св. Софии, но видоизменяли ее план и основные формы с большой находчивостью. Столь удачно примененный к ней купол стал, так сказать, темой, на которую разыгрывались разнообразные вариации, и в самом Константинополе вскоре после св. Софии возникли церкви того же типа, но не похожие на нее во многих отношениях. Такова, напр., церковь св. Апостолов, построенная по плану греческого креста, с куполами над каждым из пяти квадратов, составляющих крест, причем из этих пяти куполов снабжен окнами только средний. Церковь св. Ирины (см. табл., рис. 7) своим планом и внутренностью сильно напоминает св. Софию в малом виде; но купол ее не плоский, а представляет углубление в 1 1/3 своего радиуса; она любопытна также, потому что в ней, кроме главного купола, есть еще другой, лежащий над трапезной частью и имеющий редкую в византийском искусстве форму эллипса.

В церкви Μον τής Κόρας, то есть «Жилище Девы» — три купола, лежащие уже на барабанах. Церковь богородицы (Феотокос), одна из самых изящных в Константинополе, относящаяся к концу IX века, отличается красивым фасадом, состоящим из аркад на колонках, с окнами в два яруса, четырьмя легкими грациозными главами, из которых одна, главная, возвышается над серединой церкви, а три меньшие — над нартексом. Из церквей в провинциях Византийской империи особенного внимания заслуживает Кафоликон (то есть собор) в Афинах, сооруженный в VII I или в IX в. и имеющий форму креста с единственной главой над средним пространством. Этот небольшой храм представляет видоизменение византийского стиля, встречаемое вообще в южно-греческих и пелопоннесских церквах, в котором существенное составляют фасады с фронтонами или мезонинами, напоминающие фасады базилик, особый род черепичных крыш и меньшее число менее больших окон, чем в самой Византии. Из храмов, подходящих по типу к Кафоликону, можно указать на церковь св. Никодима, также в Афинах, увенчанную 13 куполами, церковь св. Феодора, там же, имеющую всего один купол, и на несколько церквей в Салониках: Пресв. Богородицы, св. Илии, св. Апостолов, св. Димитрия и др. С наступлением ХIII века развитие византийской архитектуры прекратилось, и под конец существования Восточной империи эта отрасль искусства вращалась лишь в прежних своих формах, порой примешивая к ним заимствованные извне элементы, но не будучи уже в силах органически слить их с основным стилем.

Политическое и культурное значение Византии в течение всех Средних веков имело последствием то, что ее влияние отразилось более или менее сильно в искусстве народов, приходивших в какое-либо соприкосновение с ней, и ее зодчество проникло в различные, даже отдаленные края тогдашнего мира. Таким образом, в Италии, кроме упомянутых нами равеннских церквей, носят на себе отпечаток византийского стиля некоторые храмы Сицилии (Монреальский собор, Палатинская капелла и Марторана в Палермо, Мессинский собор), собор св. Марка в Венеции (освящ. в 1085 г.; см. табл., рис. 5), церкви на остр. Торчелло и других пунктах Адриатического прибрежья.

В Германии из сооружений этого стиля, возникших во времена Карла Великого на берегах Рейна, уцелела императорская капелла при Ахенском соборе (796—804), представляющая довольно близкое подражание равеннской церкви св. Виталия. Во Франции, в Лиможе и соседних местах, мы находим несколько храмов, в которых видно несомненное влияние византийства, какова, напр., церковь св. Фронта в Перигё. Но нигде зодчество Византии не дало от себя столь сильных и долговечных отпрысков, как в Армении, Грузии и России — странах, заимствовавших его оттуда вместе с догматами и обрядами религии (см. Грузинское искусство и Русское искусство).

В несравненно худших условиях сравнительно с зодчеством находилось в Византии ваяние. Для религиозных целей оно с самого начала употреблялось умеренно, потому что восточная церковь всегда неблагосклонно смотрела на статуи, считая поклонение им в некотором роде идолопоклонством, и если до IX века круглые фигуры еще были терпимы в византийских храмах, то постановлением Никейского собора 842 г. они были совсем устранены из них. Таким образом, главное поприще деятельности для скульптуры было закрыто, и ей оставалось исполнять только саркофаги, орнаментальные рельефы, небольшие диптихи, даримые императорами сановникам и церковным иерархам, переплеты для книг, сосуды и пр. Материалом для мелких поделок такого рода служила в большинстве случаев слоновая кость, резьба которой достигла в Византии до значительного совершенства. Наряду с резным делом процветала обработка металлов, из которых исполнялись выбивные или литые произведения умеренного рельефа. Византийские художники дошли, наконец, до того, что стали обходиться вовсе без рельефа, как, напр., в бронзовых дверях церквей, производя на медной поверхности лишь слегка углубленный контур и выкладывая его другим металлом, напр. серебром или золотом. К этому разряду работ, называемому agemina, принадлежали замечательные двери римской базилики Сан Паоло-фуори-лемура, погибшие во время ее пожара в 1823 г., и принадлежат двери в соборах Амальфи и Салерно близ Неаполя. Кроме дверей, таким же способом изготовлялись напрестольные образа, доски для стенок престолов, обложки для евангелий, ковчеги для мощей и т. п. Во всех подобных произведениях византийское искусство старалось избегать выпуклости, заменяя рельеф или агеминальной работой, или чернетью, или эмалью, и заботясь пуще всего о роскоши и возможно большем употреблении драгоценных каменьев. Особенно искусны были византийские мастера в эмальерных изделиях, которые можно разделить на два сорта: простую эмаль (émail champlevé) и перегородочную эмаль (émail cloisoné). В первой на поверхности металла делались с помощью резца углубления соответственно рисунку, и в эти углубления насыпался порошок цветного стекловидного вещества, которое потом сплавлялось на огне и приставало прочно к металлу; во второй рисунок на металле обозначался приклеенной к нему проволокой, и пространства между получившихся таким образом перегородок заполнялись стекловидным веществом, получавшим потом гладкую поверхность и прикреплявшимся к металлу вместе с проволокой посредством плавления. Великолепнейший образец византийского эмальерного дела представляет знаменитая Pala d’oro (золотая доска) — род маленького иконостаса, украшающий собой главный алтарь в венецианском соборе св. Марка.

В противоположность ваянию живопись нашла себе в Византии широкое применение как в украшении храмов стенными изображениями, исполненными кистью или мозаикой, так и в изготовлении сравнительно небольших переносных икон и в иллюстрировании рукописей миниатюрами. В первое время, до VI ст., живопись на Востоке не представляет существенной разницы от этой отрасли искусства на Западе. Унаследовав основные начала от древнеклассического искусства, она выказывает как здесь, так и там наклонность к аллегории и символизму, ищет величие в простоте форм и в грации движения фигур, проникнута религиозным чувством, доходящим иногда до восторженности, и отличается широким исполнением, хотя в ее технике и рисунке заметен упадок в сравнении с произведениями последней поры античного искусства. Византийский живописный стиль вполне обособляется только с эпохи Юстиниана. На его образование повлияли в особенности два обстоятельства: во-первых, близость азиатского Востока, пристрастного к роскоши, которая перешла к византийскому двору, знати и духовенству, а во-вторых — важное значение, какое получили в правительстве и в общественной жизни представители церкви и монашество. Вследствие этих влияний живопись и мозаика заразились пристрастием к богатству красок и роскоши аксессуаров в ущерб правильности рисунка и естественности колорита и, начиная с половины IX в. (с торжества почитателей икон над иконоборцами), стали все более и более держаться неизменных, установленных авторитетом церкви типов изображений, связывавших индивидуальное творчество художника и под конец обративших его искусство в ремесло. Отличительные черты византийских живописных и мозаичных изображений — сухость и худощавость форм тела, слишком длинная пропорция фигур, скуластость лиц, длинный тонкий нос, искусственный склад губ, миндалевидная форма глаз, широкий, как бы танцующий шаг со ступнями, стоящими на цыпочках, принужденные, неловкие позы, узкие, туго обтянутые по телу драпировки, покрытые множеством прямолинейно ломающихся складок, симметричность композиций, повторяющихся однообразно в различных произведениях, краски темные и условные в изображениях телесных частей, ярко-синие, красные и др. в драпировках, частое употребление золота не только для фона картин и для нимбов вокруг голов, но и в штрихах драпировок. Несмотря на все эти недостатки, византийская живопись и мозаика произвели в цветущую свою пору прекрасные образцы и сберегли в себе многие элементы античного искусства, которые, будучи потом перенесены византийскими мастерами в Италию, помогли развиться дивным образом искусству Возрождения. Лучший период византийской живописи и мозаики, точно так же как и блестящее развитие архитектуры, совпадает с эпохой Юстиниана. Крупных живописных произведений того времени не сохранилось, из мозаик же, исполненных при этом государе или вскоре после него, в особенности любопытны некоторые стенные изображения в константинопольской св. Софии (фигуры святых между окнами и под ними), в церкви св. Виталия в Равенне («Христос между св. Виталием и Экклезием» на своде апсиды, «Юстиниан и императрица Феодора, входящие в храм вместе с их свитой» — две многофигурные картины на стенах хора, в равеннской же церк. Сан Аполлинарио Нуово («Шествие святых мужей и мучеников ко Христу» и «Шествие святых жен и мучениц к Богоматери» — два длинных фриза в среднем корабле) в церк. Санта Mapиa инь Космедин, в Риме («Крещение Господне», окруженное фигурами апостолов, в куполе). Мозаик, относящихся к VII—VIII вв., на Востоке почти совсем не уцелело, но о том, каковы они были там в эту пору, можно судить по произведениям, исполненным в Италии, очевидно, греческими мастерами, напр. по мозаикам в главной апсиде церкви св. Агнесы «вне-стен» в Риме, в одном из пределов Латеранской крестильницы (Oratorio di S. Venanzio) там же, в церкви св. Аполлинария in Classe в Равенне и некоторым другим. Из мозаик IX в. можно указать на изображение на большой западной арке в св. Софии, в Константинополе. В Х и XI вв. мозаичное производство для крупных декоративных целей, по-видимому, почти совсем прекратилось, уступив свое место стенной живописи. Зато в это время вошло в обычай делать небольшие мозаичные образа из кусочков камня или стекловидного вещества, скрепленных между собой белым воском. Произведения этого рода можно еще видеть в некоторых византийских церквах (напр. в Ватопедском монастыре, в Константинополе) и европейских музеях (Лувре, ризнице Флорентийского собора и нашем Эрмитаже).

Важную отрасль византийского искусства, кроме мозаики и стенной живописи, составляют переносные, писанные на дереве иконы, а также миниатюры, служившие иллюстрациями рукописей. Переносные иконы ставились в храмах или хранились как святыня у благочестивых людей. Их дошло до нас немало, начиная с IX в. и до позднейшего времени. Образцы подобных икон можно найти во многих нынешних музеях (значительное собрание их — в Ватиканском христианском музее) и в католических церквах Италии, а еще в большем количестве рассеяны они по церквам и монастырям православного Востока, между прочим, и России. Многие из них считаются чудотворными. Время их написания с точностью определить невозможно, так как ранние и поздние произведения этого рода во всех отношениях сходны между собой, составляя неизменное повторение одних и тех же типов, одних и тех же технических приемов; притом же почти все они не раз подвергались реставрации. Достойно внимания, что в IX и X вв. как на Западе, так и на Востоке сильно развился культ Богоматери, вследствие чего ее иконы распространились в огромном количестве. Уважение к некоторым из их числа приписывало их происхождение еванг. Луке, который считался вообще покровителем художников.

Обычай украшать дорогие рукописи миниатюрами был распространен в Византии с первых времен ее существования и до самого падения Восточной империи. Подобные иллюстрации состояли в орнаментальных заставках, обрамлении страниц, фигурных инициалах и картинках, относящихся к содержанию текста. Изучение их крайне любопытно, так как при значительном количестве дошедших до нас произведений этого рода мы можем на их основании составить себе более полное представление о постепенном развитии рисовального искусства и вообще о художественном стиле византийцев, чем при помощи мозаик и крупных памятников живописи. Интерес миниатюр возвышается еще тем, что художники, исполняя их не для церковных стен, не для религиозного чествования, не напоказ народу, а чаще всего для удовольствия отдельных лиц, чувствовали себя более свободными от иератических условий, нарушать которые запрещалось им в других случаях, а потому могли давать больше простора своей фантазии и не впадать в сухость, однообразие и рутинность. Первые произведения византийских миниатюристов совершенно проникнуты духом античного искусства: композиция их отличается чисто классическим благородством и ясностью, рисунок — изящностью и плавностью, исполнение — вкусом и свободой. Благодаря указанной выше причине, а также тому, что нередко рисунки позднейшего времени составляли только копии или подражания более ранних композиций, исчисленные качества остаются надолго присущи византийским миниатюрам, и хотя с течением времени они заглушаются мало-помалу условностью, водворившейся вообще в византийском искусстве, однако до самого последнего времени даже в самых грубых произведениях рассматриваемого рода чувствуется смутный отголосок классической древности. Образцы византийских рукописей, украшенных миниатюрами, можно видеть во многих книгохранилищах и музеях Европы. Особенно богаты ими библиотеки: Парижская национальная (Проповеди св. Григория Назианзского, рук. IX в.; Псалтырь того же в.; извлечение из поучений св. Иоанна Златоуста, писанное для имп. Никифора Ватонианта и пр.), ватиканская (Книга Иисуса Навина, VII в.; Четьи-Минеи, писанн. для имп. Василия II, X—XI в.; Типография Косьмы Индикоплевста, VIII—IX в. и пр.), Лаврентьевская, во Флоренции, Венская и др.

Византийская живопись, постоянно терявшая с XII в. свои жизненные силы, нашла себе под старость обеспеченный приют в монастырях, где прозябает и до настоящего времени, обреченная постоянно воспроизводить одни и те же религиозные сюжеты одними и теми же техническими приемами. В руках монахов она утратила всякое значение свободного художественного творчества и обратилась в особый вид иноческого послушания. Исполнитель священных изображений не дерзает уклоняться ни на шаг от предписаний, установленных Церковью, и не имеет возможности выразить свою личность в чем бы то ни было. На все даны ему определенные правила: как приготовлять материалы для живописи, как располагать композицию, какими изображать те или другие лица, даже какие цвета придавать их одеждам. Эти правила с мельчайшими подробностями изложены в особых книгах, так наз. Подлинниках, составляющих, собственно говоря, различные редакции одного и того же руководства и дающих иконописцу день за днем, для святцев целого года, указания на то, в каком виде должно изображать каждого святого и каждый господний или богородичный праздник. При таком способе исполнения, убивающем всякую индивидуальность художника и допускающем совместное участие нескольких рук в одной и той же работе, не удивительно, что произведения греческой монастырской кисти выходили и выходят столь схожими между собой, как будто они писаны одним и тем же человеком, и если в чем заметно некоторое их отличие, то единственно в большей или меньшей тщательности и тонкости отделки. Положительно можно сказать, что между иконами XIV в. и писанными в XVI и XVII вв. почти нет разницы; даже трудно определить, где, в какой стране и местности они исполнялись. Главным пунктом такого иератически-неподвижного иконописания сделалась с падения Восточной империи и остается до настоящего времени Афонская гора с ее монастырями.

Литература

• С. Bayet, «L’Art byzantin» (русск. перев. изд. редакции «Вестник изящных искусств», СПб., 1888);
• Schnaase, «Geschichte der bildenden Künste» (2 изд., 3-й т., Дюссельдорф, 1869);
• Salzenberg, «Altchristliche Baudenkmale Constantinopels» (Берлин, 1854);
• Н. П. Кондаков, «Византийские церкви и памятники Константинополя» (в «Труд. VI археологич. съезда» в Одессе, т. III, 1887);
• Popplevet-Poullan, «Architecture byzantine» (Париж, 1864);
• Техiеr, «Architecture byzantine»; Gerspach, «La Mozaïque»; J. Labarte, «Recherches sur la peinture en émail» (Париж, 1856);
• N. Kondakoff, «Histoire de l’art byzantin considé ré principalement dans les miniatures» (Париж, 1886; то же соч. на русск. языке, изд. 1876);
• Didron, «Manuel de l’icоnographie chrétienne grecque et latine» (Париж, 1845).

А. Сомов.

Византийская монета

Византийская монета. — Уже с конца III столетия монета на востоке Римской империи принимает особый характер. Чеканка становится грубее, изображения императоров утрачивают индивидуальные черты, становясь похожими одно на другое, причем шея изображается столь толстой, что иногда получается комический и даже безобразный вид, как, напр., на солидах Лициния (307—324 г.). Кроме того, уже со времен Констанция Хлора (305 г.) в титуле императора «caesar» изменяется в «flavius»; вместо «felix» римских монет находится — «perpetuus Augustus», а со времен Константина Великого — и «victor». Но собственно В. монета с ее отличительными чертами появляется не ранее царствования Анастасия (491—518 г.). Основной единицей монетного веса в Византии была литра = 96 аттическим драхмам. Но в зависимости от пробы и металла монеты литра принималась равной 72, 75, 96 и 128 драхмам. По этому расчету и чеканилась В. монета: золотая — из литры в 72 драхмы, серебряная — в 96 драхм и медная — в 128 драхм. Серебряная монета вообще редка. Чистота металла в монете в первое время была чрезвычайно высока, но к последним годам империи она сильно падает. Золотая монета была солид, которому часто придавали названия византина, безанта, златницы и др. Монета чеканилась и в 1/2 и 1/3 солида (семиссис и тремиссис). Главной серебряной монетой была милиарессия и половина ее — кератий. Эти монеты чеканились до 1204 г. В 615 г. Гераклий I выпустил большую монету — гексаграм, но вскоре она вышла из обращения. Медная монета — нумии или фоллисы, — введенная Анастасием в 498 г., имела на оборотной стороне буквы: А, В, Δ, Е, I, К и М, означавшие ценность ее в нумиях (1, 2, 3, 4, 5, 10, 20 и 40). Под этими буквами находится сокращенное означение монетного двора. При Василии I (867—886) медная монета была переделана, но точных указаний к истории дальнейшей чеканки этой монеты не сохранилось. Некоторые местные чеканки отличаются от императорской (константинопольской). Так, александрийская медная монета, чеканившаяся от времен Юстиниана до взятия Александрии арабами (641 г.), имеет буквы: IВ и S (12 и 6 нумий), а один образец Юстиниана — и ΛГ (33); кроме того, вес этих монет никогда не уменьшался, чего нельзя сказать про императорскую. В Карфагене была особая двойная система, и медная его монета имела римские цифры: XLII; XXI; XX; X; XII; IIII и др. С ХI столетия появляется в Византии вогнутая монета. Эта форма, первоначально приданная солидам, распространяется затем и на остальную монету, за исключением мелкой медной. Вогнутые монеты получили свое особое название: nummi scyphati.

Переходя к типу византийской монеты, должно прежде всего остановиться на изображениях императоров. До Фоки (602 г.) они изображаются без бороды, а с этого времени — с таковой. Изображение поясное, впрямь (en face). Император держит в руке или кусок полотна, которым подавался знак к начатию игр в цирке, или свиток пергамента. Римские лавровые венки и лучеобразные короны заменены диадемой. До начала Х стол. императоры изображаются на монете одни, но с этого времени помещают на оборотной стороне — изображение Победы (Victoria) с крестом в руке, в свою очередь замененное впоследствии изображениями святых, Богородицы и Спасителя, находящимися иногда и на лицевой стороне монеты. Погрудное изображение Иисуса Христа встречается на монетах Иоанна Цимисхия (975 г.). Богоматерь большей частью изображается венчающей императора, хотя иногда Ее изображениям придается символический оттенок. Так, Божия Матерь иногда изображается поддерживающей стены Константинополя. Святые чаще всего встречаются на монетах XIII и начала XIV столетий: св. Михаил и св. Димитрий — на монетах (никейских) Феодора I Ласкариса (1204—1222); св. Георгий — Иоанна IV (Никея, 1259—1260); св. Евгений — Мануила I Комнена (Трапезунд, 1238—1263); св. Димитрий — Андроника II Палеолога (1282—1328) и т. д.

Надписи на монетах до VII столетия исключительно латинские. Со времен Гераклия I на низших видах монеты встречаются греческие. С VIII века греческие буквы перемешиваются с латинскими; с IX столетия греческие надписи преобладают, а со времен Алексея Комнена (1081—1118) латинский язык совершенно исчезает. С X века на монете обыкновенно две легенды: одна — относящаяся к изображенному святому, а другая — состоящая из имени и титула императора, в котором в VII и IX веках часто встречается эпитет «благочестивый» (πίστος). Со времен Алексия I второй надписи часто нет. Место чеканки всегда означено начальными буквами: CON, CONS, KONSTAN = Константинополь; АLЕ = Александрия; CAR, КАР, КАРТ = Карфаген и пр. Года на монете нет до Юстиниана I, а с 538 года он большей частью ставится, причем летосчисление идет по годам царствования: ANNO I, II, III и т. д. Кроме того, на солидах встречается сокращение CONOB или СОМОВ, долгое время не поддававшееся объяснению. Оно читалось как сокращение: Constantinopoli moneta obsignata; Conflata moneta obryzo и т. п. Наконец, в 1851 г. немецкий ученый Пиндер доказал, что слог OB означает 72 и соответствует количеству солидов из одной литры. К византийским монетам должны быть присоединены и никейские, трапезундские и монеты других мелких государств, образовавшихся по взятии Константинополя крестоносцами в 1204 г. Трапезундские монеты чрезвычайно чистого металла и состоят из небольших серебряных монет, получивших название комненовских аспр (άσπρα Κομνήνατα). Монеты остальных государств совершенно подходят к византийским типам.

Лучшим сочинением о византийской монете должно считать: Sabatier, «Description gé nérale des monnaies byzantines» (Париж, 1862), a также Monrad, «Numi antiqui et Byzantinici ex auro, argento et aere» (Havniae, 1840); Saulcy, «Essai de classification des suites monétaires Byzantines» (Мец, 1836); Pinder, «Beiträge zur altern Münzkunde» (Берл., 1851); Köhne, «Die Komnenischen Silbermünzen mit dem heiligen Eugenius» (СПб., 1848); Pfaffenhoffen, «Essai sur les Aspres Comné nats ou blancs d’argent de Trébisonde» (Париж, 1847).

П. ф. Винклер.

В статье воспроизведен материал из Большого энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона.

---

Византийская империя (МСЭ)

Византийская империя, восточ. половина Римской империи после раздела последней по смерти Феодосия Великого (395). В нее входили Греция, Македония, Фракия, греческие колонии на Черном море, Египет, Сирия, Мал. Азия; ее столицей был Константинополь (см.), носивший название Византии (см.). Владея богатыми земледельческими, торговыми, промышленными и наиболее культурными областями Средиземноморья, В. и. была более сильной и стойкой, чем Западная Римская империя, успешнее отражала нападения варварских племен. Эпоха Юстиниана (см.) (527—565) — время ее наибольшего процветания и политического влияния. История В. и. характеризуется влиянием восточных культур, слиянием государственности с церковностью, развитием абсолютизма и непрерывной борьбой с наступающими варварскими народами и исламом. С севера грозят славяне и авары, с востока — усилившаяся Персия, затем — арабы. Уже в начале 7 века В. и. теряет Сирию, Египет, Кипр. В том же веке болгары основывают самостоятельное царство на Балканском полуострове. Внутри империи все более расширяется славянская колонизация. 8 век и большая половина 9 в. стоят с перерывами под знаком иконоборчества (см.). Религиозная распря покрывала собою социальную борьбу с монашеством, стоявшим за иконы и захватившим в свои руки огромные земельные имущества. При Македонской династии (867—1056) могущество Византии, подорванное религиозными смутами, снова возрастает (успешная борьба с болгарами), но под конец этого периода замечается упадок В. и., ослабевает торговля, частые перевороты расшатывают власть и выступают признаки распада с регрессом хозяйства в. сторону более примитивных форм. В 1054 последовал полный разрыв с западной церковью. Из внешних врагов появляются два наиболее опасных: сицилийские норманны и сельджукские турки. Крестовые походы ведут Византию к дальнейшему упадку; Венеция, Генуя и Пиза захватывают византийские рынки; регресс в сторону натурального хозяйства усиливается, феодализм пускает еще большие корни, — этот процесс характеризует период династии Комненов (1057—1185, с перерывами), завершающийся взятием Константинополя крестоносцами в 1204; создается Латинская империя (см.), объединяющая ряд феодальных княжеств (1204—61), и только в Малой Азии, с центром в Никее, сохраняется остаток В. и. — Никейская империя (в тот же период). Время последней византийской династии — Палеологов (1261—1453) — уже агония В. и. Внутренние смуты не прекращаются; главный враг, турки-османы (сменившие сельджуков) неуклонно наступают; завоевав Сербию и Болгарию, они окружают тесным кольцом последние владения Византии. Только поражение, нанесенное туркам монгольским ханом Тамерланом (1402), отсрочило гибель Византийской империи на 50 лет. 29 мая 1453 Константинополь был взят турецким султаном Магометом II.

Литература:

• Васильев А. А., Лекции по истории Византии, П., 1917;
• его же, История Византии в монографиях, Л., 1923—25;
• Успенский Ф. И., История Византийской империи, СПБ, 1905;
• Успенский К. Н., Очерки по истории Византии, М., 1917;
• Брентапо Л., Народное хозяйство Византии, Л., 1924.

Ценны исследования В. Г. Васильевского по разным вопросам Визант. империи (см. его сочинения, изданные Академией наук, СПБ, 1908, 1909 и П.,1915).

Н.Губский.

В статье воспроизведен текст из Малой советской энциклопедии.

---

См. также

• Визант
• Византий
• Византины
• Византийский Временник
• Византийское искусство

Ссылки

• Византийская империя // Википедия
• Васильев А. А. История Византийской империи, Том I. Время до крестовых походов до 1081 г
• Васильев А. А. История Византийской империи, Том II. От начала Крестовых походов до падения Константинополя